Но это было необходимо, когда Роуэн был в опасности. Если выбор был в том, чтобы спасти Итана Ханнигана или его сестру, я бы выбирал ее каждый раз. Даже если она снова возненавидит меня за это.

И снова я теряюсь в догадках, рассказать ей, что у меня в сейфе, или нет. Я уже сомневался, стоит ли говорить ей об этом раньше, потому что мне уже было неудобно лгать ей, даже если это могло защитить ее сердце. Я впервые принимаю во внимание чьи — то чувства, прежде чем действовать.

Будет ли жестоко оставить ее наедине с надеждой или милосердно убить?

Эта мысль не оставляет меня в покое, когда мы подъезжаем к Гнезду. Джуд передает рапорт Колту, а я беру Роуэн за руку и тащу ее в свою комнату.

— А как насчет…

— Я должен показать тебе кое-что важное, — признаюсь я.

Вчера я проверял эту тему на скалах. Услышав, как она смотрит на себя, на свою роль в исчезновении Итана, я укрепляюсь в мрачной решимости выложить правду.

Она садится на край кровати, а я опускаюсь на колени, чтобы открыть сейф в одном из ящиков письменного стола. Треснувшие пластиковые рамы лежали там, где я их оставил, когда мы их обнаружили.

— Около трех недель назад мы нашли их в мусорном контейнере на складе в северной части города. — Повертев их в руках, я вздыхаю и протягиваю ей, наблюдая, как на ее лице появляется узнавание. — Я думаю, что твой брат мертв.

“Ч-что? — Голос Роуэна едва ли выше шепота. — Ты… ты все это время держала их?

Я морщусь. — Да.

— Ты скрывал их от меня-? Она баюкает очки, и в ее прекрасных глазах появляются слезы. — Они принадлежат Итану.

— Я знаю.

— Как ты их нашёл? — требует она, вскакивая с кровати, чтобы броситься на меня. Ее голос срывается, когда она колотит меня кулаками в грудь, и это разрезает мои внутренности на ленты. — Скажи мне прямо сейчас, Рен.

Я ловлю ее запястья. — Когда ты впервые пришла к нам, мы уже думали, что это бесполезно. Люди, которые послали парня следить за тобой, также убили лучшего информатора, который работает на нас. Вот так мы и оказались на складе. Я думал, что это был четкий ответ, когда мы нашли их сломанными. Это рисует достаточно яркую картину.

Слезы прекращаются, и моя свирепая девушка пригвождает меня огнем, пылающим в ее глазах. — Почему же ты тогда не отдал их мне?

— Ты…

Я замолкаю. Быть в растерянности от слов-это не для меня. Я нахожу тревожным не знать, как использовать мой самый мощный инструмент против кого-то.

— Скажи… Мне.

— Я подумал, что лучше держать тебя в неведении.

Ее взгляд становится жестким, а горло судорожно сжимается. — Ты должен был отдать их мне, как только нашел. Все это время я…

Она замолкает с придушенным шумом.

— Я сделал то, что должен был. Если бы мы вернулись, я бы поступил также, если бы это означало, что тебе не придется столкнуться с этим ужасом.

Вырываясь из моих рук, она идет к столу, чтобы положить разбитые очки. Рядом с ними медальон Шарлотты, оставленный на этот раз вместо того, чтобы быть при мне. Я никогда этого не забывал, но сегодня это вылетело у меня из головы перед отъездом.

Мое сердце останавливается, когда она хватает его и поворачивается ко мне лицом. Я машинально поднимаю руку, тупо привязанную к проклятому бесполезному куску драгоценного металла. Это всего лишь медальон, но это последний кусочек моей сестры, похожий на треснувшие очки ее брата.

— Слушай, ты, холодный, бесчувственный ублюдок…

Я пересекаю комнату и прижимаю ее к стене. Снова схватив ее за запястья, я прижимаю их к стене и вонзаю свой член ей в живот.

— Скажи мне, это бесчувственно?

Проблема в том, что я слишком много чувствую к Роуэн — больше, чем к любой другой девушке, больше, чем к матери и сестре, больше, чем к своим гребаным братьям. Она безвозвратно покорила мое сердце.

Застигнутая врасплох, она смотрит на меня, бессознательно возвращая давление поворотом бедер. Дикий стон покидает меня, и я прижимаюсь к ней всем телом. Мы проходили этот путь слишком много раз, и наши тела настроились на возбуждение, танцующее в наших венах.

— Я пытаюсь защитить тебя. Все было сделано для того, чтобы защитить тебя. Я, блядь, убивал ради тебя и сделал бы это миллион раз. Я знаю, каково это, когда твой мир разрывается на части, так что прости меня за то, что я хотел защитить тебя от этой боли.

Она вздрагивает, издавая мучительный вздох. Когда я вырываю медальон из ее мертвой хватки, она прижимается лбом к моей груди, а я возвращаю ожерелье в безопасное место на столе рядом с нами.

— Ты отнял у меня право выбора.

— Потому что не хотел видеть, как тебе больно.

— Он должен быть жив, — говорит она таким тихим и ломким голосом, что острые, как бритва, когти впиваются мне в живот. — Мне нужно все исправить.

Понимание эмпатии пронзает меня насквозь. На ней лежит достаточно вины, но разрешение возникшей ссоры-последняя надежда, за которую она цепляется.