– Эва, доро...- но увидев мой предупреждающий взгляд, император осекся и уже продожил без всяких нежностей.
– Сожалею, но полностью твои эмоции и вся глубина чувств уже никогда не сможет вернуться. Их можно приобрести только заново, полюбить тех детей снова, познакомившись и узнав их получше.

– В смысле заново? Вы хотите сказать, что я не помню собственных детей, как носила их девять месяцев, как в муках их рожала, как любила их? Я не понимаю, я их не вспомню, никогда? 

– Вспомнишь, милая, вспомнишь. Вилл не пугай мою бедную жену!
– строго обратился Дариус к императору.
– Ты принес зеркало?

– Принес, вот оно, - Вильгельм достал из кармана небольшое зеркальце в серебряной оправе и протянул мне, сидящей на диване и пребывающей в тихом шоке и недоумении. Когда же это закончится? Сколько можно преподносить мне неприятные сюрпризы в этом чертовом мире. Сколько можно испытывать меня на прочность? Я ведь слабая, хрупкая, беззащитная женщина. Тяжело вздохнула, вытерла тыльной стороной ладони щеки от слез и взяла зеркальце в руки. Оно тут же ожило и явило мне мальчика лет десяти, который молотил с остервенением грушу под проливным дождем возле гаражных ворот. По щекам его текли такие же горькие слезы, как и у меня. И глаза его были точь в точь, как мои. Яркие, зеленые, с длинными загнутыми черными ресницами. Какой красивый мальчик... Мое сердце подпрыгнуло к горлу и резко бухнуло в самые пятки, когда он крепко сжал губы и процедил зло, с отчаяньем одинокого несчастного ребенка:

– Мама, мамочка, родная, за что же ты так с нами? 

И после этих слов несколько сильных ударов по груше, со злостью, с ненавистью, с остервенением. Он был оголен по пояс, хотя на улице явно уже не лето. На деревьях кое-где еще оставалась редкая пожухлая листва, небо затянуто тяжелыми темно-серыми тучами, порывы ветра треплют его вихрастую темную макушку, но он словно не замечает враждебно настроенную погоду и продолжает колошматить грушу, тихо приговаривая себе под нос:

– Не верю, не верю, не верю... Он все врет! Врет! Старый больной ублюдок!

Это ж как надо довести бедного ребенка, чтобы он так ненавидел весь мир. 

– Лео, хватит, заболеешь!
– из приоткрытой двери, ведущей в дом, выглянула немолодая симпатичная женщина и позвала мальчика.
– Еще не хватало перед соревнованиями и поездкой простудиться и слечь с температурой! Быстро заходи домой. Отец уже успокоился и заснул на своем диване.

Она подошла к мальчику, которого назвала Лео, приобняла нежно за загорелые плечики и потянула в сторону дома.

– Сколько раз тебе говорить: не зли его понапрасну! Он специально тебя провоцирует, проверяет на прочность! Не поддавайся, не обращай внимания!

– Как не обращать? Он говорит такие гадости на Майкла, на маму, на тебя! Что же мне стоять и молчать? К счастью мне завтра уже уезжать в другую страну и, надеюсь, больше я сюда никогда не вернусь!
– с горькой надеждой воскликнул мальчик.

Я смотрела на него во все глаза, но кроме простой человеческой жалости к одинокому несчастному ребенку ничего не чувствовала к этому бедному ребенку. Я все ждала, что вот-вот мое материнское сердце ёкнет и признает в нем родного сына. Но прошло пять, десять минут, а ничего не происходило. Я с надеждой и отчаяньем посмотрела на Дариуса, но тот лишь виновато отвел глаза в сторону и покачал головой. 

– Вильгельм, верните мои воспоминания, пожалуйста, я вас умоляю!
– заломила я руки в бессильной мольбе.

– Эва, прости, но это не в моих силах. Все только в твоих руках. Возможно со временем ты снова их полюбишь.

– Я так понимаю, сейчас мне был показан вашим чудесным зеркалом мой старший сын? Он почти не изменился, ему все еще десять лет. Это же прекрасно. Если я вернусь сегодня-завтра, - я с надеждой повернулась к своему мужу в этом мире, - то моему младшему будет столько же. Я так испугалась, что время в мирах течет совершенно по-разному и они уже выросли без меня. Ах, какое счастье, что это не так.

– Вообще-то это так, милая, - перебил меня Дариус.
– Это был твой младший сын, Лео. Видимо при моем вмешательстве в ход времени, пространственные воронки сместились и время сбилось. Вселенная не прощает пренебрежения к своим решениям. Твоему старшему сыну сейчас около двадцати лет. 

– Что? Как же это? И когда это ты успел вмешаться в ход времени, зачем? - и тут зеркало снова ожило и передо мной появился привлекательный молодой человек. Он сидел в аудитории и усердно записывал за преподавателем лекции. Когда прозвенел звонок, спешно покинул аудиторию, поздоровавшись в коридоре с проходящими мимо студентами, назвавшими его Майклом. Первым делом он достал из кармана телефон, набрал кого-то и стал ждать ответа. 

– Привет, брат. Как дела? Как день прошел? Ну-у-у, это понятно, Ничего нового, потерпи всего один день. Я уверен, тебя возьмут. Ты самый перспективный из всех представленных боксеров в спортивной школе. Тебя по-любому заберут с руками и ногами в эту элитную школу. Я в тебя верю! И не вздумай слушать отца. Никогда! Я знал маму, я ее хорошо помню. Думай только о завтрашнем экзамене, скоро мы будем жить в одном городе. Будет полегче. Ах-ха-ха, я знаю. Не-е, из меня не вышел бы боксер. Так, для общего развития пригодилось и девочек клеить. Зато ты пошел по моим стопам, и к счастью, всерьез увлекся. Я горжусь тобой. Давай, до вечера. У меня следующая пара через пять минут. Пока.