Шрифт:
Красивая сцена. Еще не случившаяся, но уже так явно ощутимая…
Заставляя себя же отвлечься, Аня в последний раз достала из кармана телефон, зашла в переписку. Корней так и не прочитал ее сообщение. Ну и ладно…
Будет сюрприз, значит. А еще… А еще она сможет его поддеть, сказав, что она-то предупредила, это он…
Только подумала о такой возможности… И тут же зажмурилась, испытывая одновременный стыд и восторг. Это ведь так… Так невероятно! Ей есть чем подколоть Высоцкого!
Точнее не так. Не Высоцкого. Корнея. Он когда-то сказал, что обращаться к нему лучше так. И когда-то же Ане казалось, что она никогда не сможет… Язык отсохнет раньше, чем подобное обращение вырвется, но времена меняются и теперь… Это кажется первым маленьким шагом…
К чему? И подумать стыдно, не то, чтобы сказать. К близости. Хоть какой-то. Вряд ли дружбе. Точно не любви. Но просто… Ей и Корнеем его называть — уже отдельная форма счастья.
Кабина остановилась, сигнальный датчик оповестил, что они достигли нужного этажа, двери начали медленно разъезжаться…
Аня шла к квартире, пытаясь выудить ключ из кармана. Делала это усердно, откровенно борясь, потому что ключ будто не хотел — упирался, что есть силы, то и дело выскальзывая из пальцев, цепляясь за ткань или скрученные наушники…
Перед порогом, когда Аня думала, что победила, и вовсе упали…
Пришлось ставить сумку, наклоняться, поднимать…
А потом снова, потому что она только начала вставлять в замочную скважину, а они снова упали…
— Вот же вредины! — Аня пожурила ключи беззлобно, взяла их пальцами довольно крепко, вставила один в нужную скважину, прокрутила… Потом второй…
Открывала дверь медленно, начиная прислушиваться прямо отсюда…
В коридоре свет был выключен, в кухне и гостиной тоже никого…
Это казалось настолько похожим на то, что Аня успела нарисовать в своем воображении, что сердце затарабанило в грудную клетку с отчаянной силой.
Девушка, улыбаясь, вошла в квартиру на цыпочках, поставила сумку у ног, пирожные в коробке — на свободную полку, подвинув что-то… Сощурилась, чтобы разглядеть (ведь раньше она всегда пустовала), но не смогла.
Отвернулась, чтобы закрыть за собой дверь, старалась сделать это тоже тихо. Вдруг зараженная идеей удивить Высоцкого… То есть, Корнея.
Он выйдет из спальни, а она на кухне. Не ждет просьбы, а сама ставит чайник. И эклеры уже не в коробке, а на одной из его красивенных тарелок.
Аня успела закрыть один из замков, когда услышала странные звуки. Сначала просто застыла, и только потом поняла — это смех. Женский.
Сердце снова забилось сильней, в уши хлынула кровь. Она закрыла глаза, перестала дышать…
Может… Может это из соседней квартиры? Такое ведь возможно… И неважно, что за все проведенное здесь время Аня ни разу не услышала ни единого постороннего звука…
Стояла, будто застывшая статуя, отчаянно молясь, чтобы из соседней… А потом снова услышала смех — гортанный, игривый, интимный…
И мужской голос. Слов она не разобрала, но голос узнала. Корней никогда при ней
так
не говорил. Но тембр его. Точно его.
И снова смех, снова несколько слов, шуршание ткани…
Не выдержав, Аня вновь развернулась.
Глаза успели привыкнуть к темноте достаточно, чтобы она увидела на полу что-то скомканное…
Присела, потянулась дрожащими пальцами, коснулась ткани…
Одернула, будто током ударило…
Дверь в спальню Высоцкого была закрыта не до конца. Свет выключен и там, но теперь сомнений не было — звуки оттуда. И если она помедлит еще немного — станет только хуже.
Хотя людям там, наверное, с каждой секундой будет лучше, а вот ей…
Сделав глубокий вдох через нос, Аня снова поднялась… Снова взялась за тот замок, который совсем недавно так аккуратно закрывала… А теперь была неистово рада, что закрыла только его…
Не была уверена, но ей показалось, что открыла беззвучно. Вышла… И снова аккуратно… Насколько возможно тихо… Один за другим защелкивала…
Подошла к лифту, вызвала… Он не успел уехать, поэтому впустил недавнюю пассажирку почти сразу.
Да только… Будь человеком, вряд ли узнал бы.
Аня спускалась в лифте, глядя на свое отражение.
В ответ на нее смотрела девятнадцатилетняя девушка в любимых джинсах, самой обычной, заправленной в них футболке и джинсовой куртке поверх. На ногах — все те же конверсы, в которых когда-то она ступила на территорию Высоцкого впервые. В руках… В руках ключи. На лице… Растерянность и боль.