Шрифт:
В трубке воцарила тишина.
И в этот же миг дверь подъезда открылась, выпуская на улицу женщину.
Красивую, будто бы знакомую… В платье, ткань которого сейчас Аня пощупать не смогла бы при всем желании, но пальцы явно помнили ее текстуру… И пуговки…
Видимо, Аня смотрела слишком пристально, потому что, успев пройти полпути до проезжей части, женщина обернулась, поймала взгляд, застыла на несколько мгновений, окидывая Аню ответным — равнодушным. От конверсов до макушки и обратно. Дважды. Задержалась на лице…
После чего так же неожиданно отвернулась, завершила путь до ожидавшего ее такси, нырнула внутрь.
А Аня вздрогнула от негромкого:
— Извини, — которое донеслось из трубки так не вовремя. Сделав по-особенному больно.
Дверь была не заперта. Корней оставил ее открытой специально.
Аня заходила, как он и ожидал, опустив взгляд.
— Здравствуйте, извините еще раз, я…
Бубнила под нос, явно обращаясь к полу или его стопам, потому что смотрела туда. Присела, наверняка неосознанно прижимаясь спиной к двери, как бы «прикрывая тылы», схватилась за оставленную сумку, поднялась, тут же пытаясь обойти, все так же стараясь не поворачиваться к "врагу" спиной…
И, наверное, стоило бы разрешить ей сделать это, но Корней придержал за локоть, тормозя на полпути.
Свое получил — девочка посмотрела в глаза. Сначала испуганно, потом будто даже скривилась, как от зубной боли, потом снова уставилась на босые ноги.
— Это моя вина. Я не увидел твое сообщение. Хотя должен был. Прости.
Произнес, откровенно безнадежно надеясь, что она воспримет. И Аня кивнула… Но наверняка просто чтобы быстрее отпустил.
— Я видела, что вы не прочли. Просто… Не подумала, что могу помешать.
— Такое не повторится.
Аня снова вскинула взгляд. Корней же свои и не отводил. Смотрел прямо и довольно напряженно. Она и так редко выдерживала такой его взгляд, а сегодня было совсем туго.
— Это ваш дом. Вы вправе вести себя здесь так, как…
— Аня… — от обращения, произнесенного с раздражением, девушка вздрогнула. Ей даже показалось… Что теперь не хочется слышать свое имя из его уст. Тех же, которые с удовольствием целовали парой минут ранее другую женщину…
— Можно я в комнату пойду? Устала и замерзла.
Девушка перевела взгляд на свой локоть, который до сих пор надежно фиксировали мужские пальцы. Корней же продолжил смотреть в лицо — она чувствовала этот взгляд под кожей. И знала, что наверняка уловил отвращение и злость, которые промелькнули не только в мыслях.
— Ты на улице сидела?
И, пожалуй, сейчас было самое время соврать, но Аня бросила правдивое:
— Да.
— Долго? — попыталась ненавязчиво выкрутить локоть, но не смогла.
— Это неважно. Отпустите, пожалуйста.
— Это действительно не повторится. Можешь не переживать. Пока ты здесь живешь…
— Это ваш дом. Ваша… Личная жизнь. Я все понимаю. Вы не должны испытывать неудобства из-за…
На сей раз Высоцкий не перебил — просто шумно выдохнул, но это было для него довольно нетипично, будто несдержанно. Настолько, что Аня запнулась сама. Посмотрела мужчине в лицо… И действительно увидела раздражение…
— Такое… Бывает. Извините, что стала причиной неудобства.
Попыталась закончить, он дал, но выражение так и осталось будоражащим. Будто хочет сказать что-то, что точно ударит. Больно. Ее. Но сдерживается.
И на том спасибо.
Молчит, отпускает наконец-то локоть. Следит, как она тут же разворачивается, берется за ручку двери, дергает на себя.
— Коробку забыла…
Вздрагивает от тихого замечания вдогонку, замирает, считает до трех, чтобы не расплакаться из-за того, что напомнил…
— Это вам. — Потом же произносит глухо.
— Что «мне»?
— Я хотела сюрприз сделать. Эклеры купила. Вам должны понравиться. Думала, к чаю будут. Мое спасибо за стажировку…
Оказалось, мечты разительно отличаются от реальности, даже если исполнять их, четко следуя собственной инструкции.
— Спасибо.
Высоцкий поблагодарил, но не выразил ни намека на интерес к подношению. Пожалуй, этого стоило ожидать. Пожалуй, на это не стоило бы обижаться. Но с его безразличием всегда было смириться сложно, а сейчас оно и вовсе убивало. И так ведь будет всегда. Нет ни единого шанса на изменения. Только… Только самой пережить, позволить сердце отболеть… Или душе отсохнуть.
— Не за что. Вы… Проголодались, наверное…
Аня произнесла и тут же захотела прикусить язык, но стало поздно. Сама же поняла, насколько некрасиво прозвучало. Сама же покраснела. Снова глянула на Высоцкого, сожалея…