Шрифт:
Сказать, что я охренел — ничего не сказать.
Трусы. Это мои новоиспечённые трусы от самой Суворовой. Сейчас на меня буквально смотрит бирюзовый длинноносый обдолбыш.
— Дениска, а ты знаешь, что такими вещами не играют? — осторожно забираю у ребёнка это «сокровище» и крепко сжимаю в ладони. — И, вообще, без спроса ничего не берут.
— Прости, просто та коробочка в прихожей мне так понравилась, что я решил её рассмотреть. Ты меня не будешь ругать за это?
— Нет, конечно. Что за вопросы? — серьёзно произношу. — Так, ладно, можешь пойти в мою комнату. Разрешаю тебе даже полазить в ящиках.
Когда пятилетнее чудо скрывается в глубинах моей квартиры, я иду в коридор, забираю раскрытую коробку и, вернувшись, усаживаюсь на диван вместе с ногами. Переворачиваю трусы в другую сторону, и брови тут же ползут вверх.
«Объект под охраной. Вход запрещён», — гласит суровая надпись в розовой рамке.
Суворова… Вот же зараза мелкая. Беру в руки носки и неожиданно для себя начинаю улыбаться, то ли от нервов, то ли ещё от чего-то, чёрт поймёшь. Даже возникает желание натянуть на себя этого носатого, но я вовремя отбрасываю эту мысль. Точно не сегодня.
В глубине коробки виднеется ещё что-то, сложенное пополам. Достаю листы, пробегаясь внимательным взглядом по содержанию. Ах, да, курсовая. Перелистываю несколько страниц и ненароком натыкаюсь на такое провокационное слово «минет».
Нет, мне явно показалось. Всё-таки переработал, да и различные магнитные бури могли так повлиять на моё сознание. Устало растираю пальцами глаза и вновь возвращаюсь к тексту.
И с каждым новым предложением мечта выпороть ремнём Суворову только увеличивается.
Глава 20
Будильник назойливо звенит на тумбочке, но я упорно игнорирую его. Обычно я просыпаюсь рано, но сегодня, видимо, организм всячески противится этому каждодневному ритуалу. И если бы не Маша, то я наверняка бы проспала.
Приходим мы позже всех. И хоть у нас небольшая группа, по сравнению с остальными, шум в аудитории раздаётся неимоверный.
— Как вы думаете, Шаповалова хорошая? — спрашивает Женька с нескрываемой любознательностью, вновь и вновь просматривая расписание.
История зарубежной литературы. Мне нравится этот предмет, однако новый преподаватель не внушает никакого доверия. Жаль, что любимый всеми Алексей Петрович решил покинуть эту должность.
— Зачем гадать, если через пять минут мы сами узнаем об этом. — Маша беспечно кивает головой и говорит что-то ещё, но я уже не слушаю.
Подпираю ладонью подбородок и прикрываю глаза. Что ж за состояние такое, раз до сих пор меня клонит в сон? Пока одногруппники продолжают беседовать между собой, я стараюсь привести мысли в порядок.
— Доброе утро. — раздаётся низкий голос параллельно с закрываем двери.
Резко распахиваю глаза.
Нет, не могу поверить! Это не какая-нибудь там Шаповалова. Господи, это даже не женщина! За стол уверенно садится… Довлатов. Может, он ошибся аудиторией? Всё-таки в университете столько корпусов и этажей, что можно реально заблудиться. Пусть даже это и преподаватель.
Сонливость как рукой снимает. Втягиваю голову в плечи, стараясь скрыться за спиной у Андрея, и шумно сглатываю. Хорошо, что я не удосужилась сесть за первую парту. Мельком смотрю по сторонам: кажется, не только я в замешательстве.
— Надеюсь, что у вас долгосрочная память, и вы всё ещё знаете, как меня зовут. — Дмитрий Константинович откидывается на спинку стула. Лицо выглядит уставшим, в стальных глазах виднеются заметные красные ниточки лопнувших сосудов, от чего могу предположить, что у лектора была бессонная ночь.
— Извините, — подаёт голос Лиза — староста нашей группы. — У нас в расписании стоит Ольга Викторовна. Это ошибка?
— Да. — просто отвечает мужчина и, кажется, не собирается вдаваться в подробности. — Ещё вопросы?
В кабинете повисает тишина. Одногруппники начинают переглядываться между собой, словно проверяя, кто ещё осмелится спросить что-нибудь.
— Какие-то вы стеснительные. — усмехается Довлатов. — Что ж, если вопросов нет, тогда приступаем к теме. Начнём по порядку… — он открывает журнал и заинтересованно пробегается взглядом по фамилиям. Так длится несколько секунд, но даже этого времени хватает для того, чтобы успеть разволноваться многим студентам. — Суворова!
От его бархатного тембра я невольно вздрагиваю. Чёрт.