Шрифт:
Она повернулась. Думаю, она поняла, почему я ее позвал гулять – здесь всё прослушивается
– Рая – сказал я – я решил бороться за пост Генерального секретаря.
Она смотрела на меня. И я видел, что она за меня боится.
– Ты, правда, так решил? – сказала она
– Да. Стране нужны перемены. Еще один – два старика – и всё. Конец.
Ветерок задул и почти сразу стих
– Ты как то изменился… – сказала она
– Я принял решение, Рая. Ты со мной?
– Ну а как иначе
Мы обнялись. Целоваться не стали… как то нехорошо… да и я понял, что они были скорее друзьями и соратниками, чем мужем и женой.
Но честными друзьями и соратниками
– Пошли?
Мы пошли к дому. И тут вдруг Раиса сказала задумчиво и с каким-то подтекстом
– Ирина…
Я не понял
– Что?
– Хорошо, что успели выдать. Она под другой фамилией…
Господи…
И тут я понял… до печенок осознал, во что я ввязываюсь. Что это не просто политика, не просто выборы. Всего сорок лет назад – тут могли всю семью…
А потом пришла мысль – может, меня для того сюда и забросили, как разведчика без возврата? Чтобы попробовать все это изменить, чтобы оставить эту страну лучшей, чем я ее нашел. И чтобы навсегда изгнать из людских душ этот страх, оставив их свободными.
Ведь свобода здесь – это, прежде всего свобода от страха. И вот это-то и надо менять.
Глава 6
Москва, Кремль
22 февраля 1985 года
Плохо спится…
Все это… безумие, это не так просто принять. Вот представьте себе – вы живете в стране свободных и отважных, у вас какой-никакой бизнес, свой дом, машина, вам не надо бояться просрочить очередной платеж за дом. И хотя бояться есть чего – например того, что меня можно арестовать только на основании незаконного въезда в страну по чужим документам… но если ты в США живешь тихо и ни во что не лезешь, не выделяешься, тихонько платишь местные и федеральные налоги… то так можно и до конца жизни дожить, не возбуждая никаких подозрений.
И тут – бах!
И ты в другой стране, в другом времени… и не в своем теле.
Мне все время кажется, что это дурной сон, и что я в какой-то момент проснусь.
Другой момент – проснусь где? В морге? В ФБР? В федеральном коррекционном центре, откуда выход – только на тот свет. Ну, или в душевую, где уже поджидают черные братья…
Моя ли это страна?
Мы ведь совсем другие. Девяностые – это разлом, за ним другое время, другой народ, все другое. Я здесь чужак, только наблюдателем быть не получится. Да и… совести не хватит смотреть, как все здесь идет к черту.
Интересно, где здесь сейчас я?
Заканчиваю школу. В голове… а что в голове? Девчонки, да записи западных групп, которые доставали из-под полы, переписывая на использованные рентгеновские пленки. Мать говорит, думай, куда ты поступать будешь, и вообще кем ты будешь. Но у меня в одно ухо влетает, в другое вылетает…
Впереди Афган…
Впереди возвращение из Афгана.
Впереди ВДА.
Впереди развал страны.
Впереди оперативная работа.
Впереди Турция. Потом дальше.
Опыт, который я получил – какой ценой я его получил?
А может, все же не надо?
В каких жизненных университетах мы защищали свои диссертации?
Единственно, что знаю про себя – свою защиту я не провалил. И теперь не должен провалить.
Утро порадовало простуженным горлом – все-таки привык к Америке, где простудиться сложно. Но решил, что горячий чай поможет – и надо на работу. Чисто американская привычка – это тут чуть что на бюллетень. Там не поболеешь.
По приезду на работу обрадовали – оказывается мне надо вести Политбюро! Вести Политбюро – вы представляете?
Пришлось с повинной, точнее с больной головой идти к Лигачеву – секретарь ЦК, он был ответственен за техническую подготовку заседаний Политбюро. Тот оценил сразу.
– Бери больничный.
– Егор Кузьмич, сегодня заседание…
– Опросным путем проведем…
Как потом оказалось – больным своим горлом я избежал серьезных неприятностей – настучали доброжелатели Тихонову, что я вмешиваюсь в деятельность Совмина. Он, сам стоя одной ногой в могиле – решил мне с ходу дать бой.