Аслан-крепость возведена из крупных блоков местного песчаника. Высота стен достигает примерно десяти-двенадцати метров. Под стеной проходит широкий и глубокий ров, правда совершенно сухой. На двенадцати башнях крепости установлены пушки довольно крупного калибра, более точно установить не смог, ни моего любимого цейсовского бинокля, ни подзорной трубы, ни снайперской винтовки с хорошей оптикой в моем распоряжении, к сожалению, не было. Но и этим османы не ограничились. По периметру всех стен в отдельных местах снесены зубцы, и там устроены артиллерийские позиции с пушками малого калибра. А вот гарнизон басурман, как мне показалось, очень многочисленный, на стенах сновали в разных направлениях мусульманские воины. Если за стенами укрылись пять-шесть тысяч османских бойцов, то взять крепость мы не сможем. Численный перевес на нашей стороне, но он незначительный. Как говорят специалисты военного дела, обороняться немного легче, чем нападать, и потерь у обороняющейся стороны намного меньше. Я с этим утверждением полностью согласен.

Вернувшись в лагерь, не стал ни с кем делиться своими наблюдениями и выводами. Неизвестно, как их истолкуют мои товарищи по куреню. Да они и сами, как говорится, с усами. Чтоб не получилось, что я учу отца делать детей. Мой наставник Герасим, дай Бог ему здоровья, меня неплохо натаскал в военном деле. Ведь до попадания к нему, я имел отдаленное понятие о способах и методах ведения боевых действий в современных условиях. Да, я в свое время окончил артиллерийское училище, имею понятие о применении на практике различных систем, но это было тогда и в том времени. А здесь и сейчас, совсем другие условия. Еще меня удивило отсутствие под стенами флота казаков. Он, как было задумано, должен блокировать крепость с воды, не допускать поступления осажденным подкреплений и продовольствия. Объезжая крепость, я заметил довольно оживленную работу порта крепости. Небольшие суда, как парусные, так и гребные, бороздили воды в разных направлениях.

— Что голову повесил, Василий? — подтолкнул меня в бок Петр, — скоро кулеш поспеет, кашевар обещал загрузить в котлы по целому барану. — У нашего Сидора всегда стряпня вкусная получается, говорят, он с малолетства с котлами да горшками возится. Не смотри, что он такой пухлый да румяный, саблей владеет на загляденье. Может с завязанными глазами, на слух рубить, брошенные в него ветки и поленья.

— Покушать, это хорошо, а хорошо покушать еще лучше.

— Ха-ха-ха, — заржал Петр, — сказанул ты, Васька, рассмешил. — Слова говоришь веселые, а глаза грустные. По своей молодой жене скачаешь?

— И по жене скучаю, и думу думаю.

— Видно не очень веселая дума.

— Не веселая. Поход у нас какой-то странный. Басурман в крепости, как блох на собаке. Вся округа голая, нигде не видно и не слышно местного населения. С плавней наши чайки не подходят к крепости, да и мы осаду ведем как-то неторопливо.

Наш разговор прервали громкие выстрелы пушек.

— Смотри Васька, наши пушкари стали садить по воротам, — громко кричал Петр, взобравшись на воз. — Разнесут ворота, пойдем на приступ. В крепости много разного добра, хорошую добычу возьмем.

Послушал я речи своего товарища-казака и задумался: а какая мотивация казаков? Родину защищать иль чужестранцев пограбить, трофеями свою личную поклажу утяжелить? Хотя, что я об этом размышляю — тут совсем другая у людей мораль, тут нет всяких замполитов, воспитательной работы и прочего. Здесь все важно народу — и державу боронить от вражеских набегов и заработать толику денежек в любой форме и валюте.

Я тоже залез на воз, решил посмотреть, как работают наши пушкари. Пока попаданий в ворота я не заметил. Ядра падали с недолетом, рикошетя от земли, теряли пробивную силу, и просто подкатывались к стене. Затем пушкари внесли поправки в наводку, и ядра стали попадать в стену, не причиняя вреда воротам. Где-то после второго-третьего залпа удалось добиться удачного попадания в одну створку ворот. К сожалению, щепки в стороны не полетели, казалось, что ворота изготовлены из прочного железа. Османы тоже решили ответить, произвели несколько выстрелов из пушек на башнях. Не попали, но шуганули наших артиллеристов знатно, те стали более осмотрительно перезаряжать пушки. Практически до обеда велась стрельба с нашей стороны, но я не видел никаких существенных результатов.

Кулеш у Сидора, как всегда, удался. Наваристый и очень вкусный. Правду говорят, что на свежем воздухе можно скушать даже самую гадкую пищу, но в данном случае варево Сидора было отменным. Я быстро опустошил свою миску, и почувствовал приятную тяжесть в желудке. Сейчас бы подремать в тени часок-другой, но никто меня не освобождал от несения службы по охране наших опасных и очень нужных припасов.

До самого вечера наши пушкари пытались повредить стены и входные ворота, и безрезультатно. Пошел в шатер к Тихону Чубу, нужно было сменить повязку. Пропустили меня беспрепятственно. Внимательно осмотрел рану. Воспаления нет, швы не разошлись. Смазал «вонючкой», наложил свежий мох. Пока бинтовал, прислушивался к разговору. Чуб ставил задачу куренному Черкасского куреня. Его казакам ночью предстояло скрытно подняться на северную стену. Там, по словам Чуба, есть удобный подход почти у самой воды, и охраняется этот участок стены не так строго. Не многие смогут вернуться из этой ночной вылазки, проскользнула в голове мысль. Закончив с врачеванием, вернулся к своим товарищам. Поскольку время моего бдения припадало на раннее утро, улегся спать, надо быть бодрым, чтобы в карауле не уснуть.

Поспать удалось недолго. Разбудили ружейные и пушечные выстрелы. Не иначе, черкасские казаки нарвались на неприятности, теперь жди вызова на лечение раненых. Как в воду глядел. Позвали. Пришлось резать и штопать, делать перевязки. Одному казаку отнял руку по локоть, от нее остались одни ошметки, ладонь и часть костей, валяются где-то под стеной. Молодому парню, чуть старше меня, с большим трудом сложил правую ногу. Он был без памяти, и я не выяснил, где он так качественно ее сломал. Из двух десятков раненых, прошедших через мои руки, четверо в тяжелом состоянии — перспективы на их выживание мизерные, все зависит от внутренних резервов организмов.

С рассветом артиллерийский обстрел крепости возобновился, огонь вели все осадные пушки. К ним присоединились наши «кулачки», установленные почти на гребне защитного вала. Непрерывная канонада не помешала нам спокойно позавтракать и продолжать готовиться к штурму, который, по словам нашего куренного, намечен на обеденное время. Я проверил свой мушкет и пистоль, прошелся точильным камнем по острой сабле. Мог бы ничего этого не делать, я знал, оружие у меня в полном порядке, но мне нужно было унять возникшее волнение, а если говорить правду, то меня терзал страх. Не подавал я виду, но избавиться от липких объятий этого подлого чувства никак не мог. В принципе бояться не зазорно, но нельзя свой страх демонстрировать окружающим меня казакам, засмеют, посчитают трусом, а это хуже смерти. Я пытался загнать страх поглубже в подсознание, как учил меня Герасим, но почему-то это не очень получалось. Предательски тряслись руки, подрагивали ноги. Говорить старался поменьше, опасался выдать свое состояние дрожанием голоса.