Во время сватовства Саалим был заперт в сосуде. Он бы не смог остановить церемонию, даже если бы я этого пожелала. Я не понимала, о чём вообще думал мой отец, держа его взаперти — кто должен будет защитить нас от алтамаруков, если они решаться напасть? Кто защитит меня?

Я лежала на толстом тюфяке, пока мои прислужницы обрабатывали моё тело воском и маслом. Мои мысли утонули в глубоких, грязных водах неверности, пока я думала о Саалиме.

Меня одели в наряд карминового цвета, украшенного золотыми петляющими узорами. Мои волосы были убраны с лица с помощью светло-желтых заколок, напоминавших ветки пальмы, и падали мне на спину, закрывая мои шрамы. Золотые цепочки, переплетенные между собой, свисали с моего лица и прикрывали мой нос и рот. В эту ночь я не чувствовала себя красивой. Меня тошнило от всего этого. Но ведь так было нужно?

В отличие от того раза с Ашиком, меня воротило от напитков и бурака. Я больше не хотела этого искусственного расслабления. Но в ту ночь я позволила алкоголю стать костылем, на который я собиралась опереться. Арак курсировал внутри меня, и я снова и снова вдыхала бурак. Я надеялась, что с каждым вдохом Саалим будет вытесняться всё дальше из моих мыслей. Когда я, наконец, встретилась с Королем, мой взгляд был затуманен, а слова смешались и прилипли к моему языку.

— Я рад видеть, что ты не совсем испорченная ахира, — произнёс Король холодно, когда я поклонилась ему. — Омар близок нашей семье. Так что, будь уверена, я узнаю, как всё пройдёт сегодня ночью.

Это был первый раз, когда он заговорил со мной с тех пор, как оставил отметины на моей спине.

— Ваше Высочество, — слова полились у меня изо рта. — Я здесь, чтобы доставлять удовольствие.

Мы были одни в тронном зале, не считая стражника и раба, который покорно махал широким листом. Я несколько раз бросала на них свой взгляд, но, ни один из них не подал знак, что был тем, кем он не являлся. Я не смогла разглядеть сосуд джинна под одеждами Короля. Эйкаб, позволь ему сегодня ночью остаться в его тюрьме, не дай ему почувствовать мои мысли.

Король пристально смотрел на меня и следил за тем, как я слегка покачивалась от легкого ветерка, курсирующего по помещению и напоминающего песчаную бурю.

— Осторожно, Эмель, — сказал он, заметив, что я была сильно пьяна. — Ты же не хочешь опозориться перед сыном монарха?

Король встал, устав от меня. Когда-то я была горящим пламенем, пророчащим богатства и связи, теперь же я была запятнанным, разорванным в клочья половиком, на который ему пришлось встать ногами.

— Изра, — позвал он.

Моя мать медленно вошла внутрь, она была одета в бежевое платье и хиджаб такого же цвета, украшенный красными бусами. Тяжелые темно-красные рубины на толстом золотом ожерелье свисали с её шеи поверх других ожерелий из бус, которые ярко сверкали, точно красные капли крови на песке.

Король остановился перед своей женой и наклонил голову, чтобы поцеловать её в лоб. Наблюдая за ними, я вспомнила рассказанную Саалимом историю о молодом правителе, который любил свою жену. Любил ли он своих нынешних жён так же сильно, как свою первую жену?

— Мама, — сказала я в нерешительности, пытаясь разглядеть её за сверкающим фасадом, когда Король вышел из помещения со своим рабом.

— Я слышала… — она замолчала, словно не знала, как ей продолжить.

В тоне её голоса слышалась предельная серьёзность, что привлекло моё рассеянное внимание. Она была сейчас так не похожа на ту взволнованную женщину, которую я видела несколько дней назад.

— Я должна спросить тебя снова. Я должна знать… — она умолкла, а потом вымолвила так тихо, что я едва ее расслышала. — Кто этот мужчина, с которым ты видишься? Ты знаешь его?

На этот раз это был не вопрос, а скорее обвинение.

— Что? Я ни с кем не вижусь. Почему ты постоянно спрашиваешь меня об этом?

Соврать было легко. Я определенно не стала бы признаваться, что встречаюсь с волшебным джинном, который принадлежал моему Отцу, так же как не стала бы рассказывать и то, что я покидаю дворец и вижусь с Фирозом. Тем более здесь, внутри тканевых стен. Я стояла, переминаясь с ноги на ногу. Знала ли она наверняка, или до неё дошли слухи, которые начал распространять мой отец? Кто мог сказать ей, а самое главное, кто мог нас видеть?

Моя мать впилась в меня взглядом, словно пыталась увидеть мои мысли. Она просунула руку под ожерелья и достала из-под платья знакомый золотой медальон на цепочке. Сняв его через голову, она сказала:

— Я хочу, чтобы ты взяла его, — её рука дрожала, когда она протянула его мне.

Теплый металлический диск коснулся моей ладони. Сколько я себя помнила, она всегда носила этот медальон.

— Зачем ты даёшь его мне?

— Если Мазире будут нужны доказательства, она увидит его. Носи его с собой, на шее, у самой груди.