— Будем ждать, — согласился я, и полез туда же.

— Будем ждать, — эхом откликнулся Сель. — Аленка, как ты смотришь на то, чтобы пожарить мяса на обед?

— Ни! — надула губки Аленка. — Ни хОчу. Шашлычка бы! Гриш?

— Эх, нет в жизни счастья, — преувеличенно печально сообщил карагачу Гришка и скатился вниз. — Айда, мужики, мясо в шашлык превращать. Шашлык мужских рук требует…

Мы переглянулись и пошли превращать мясо в шашлык.

Вороной скакун тяжело поводил боками, медленно остывая после скачки. Энгельберт вываживал его, тихо поминая самого себя и дурь свою безмерную.

— Куда так понесся-то, — бурчал он, шагая туда-сюда по небольшой полянке. — Можно подумать — ты ее догонишь вот так просто. Она ж теперь и вовсе неизвестно в каких далях гуляет. А ты чуть коня не загнал.

Конь только всхрапывал, будучи солидарен с хозяином. Действительно: у той, кого они так спешили догнать, была фора в месяц. Плюс кони, мало чем уступающие вороному. Все же, в королевских конюшнях худых скакунов отродясь не держали. Даже если эти скакуны были запряжены в тяжелую дорожную карету.

Энгельберт был свято уверен, что его молочный брат и друг отыскал свою названную сестричку. Не мог не отыскать.

Наконец принц счел, что коню уже ничего не грозит. Расседлал верного скакуна, спутал ему ноги — чтобы не ушел далеко от стоянки.

Разложил костерок, и принялся варить себе кулеш. Лембас — лембасом, конечно, но под вечер захотелось чего-нибудь горячего.

Костерок горел ровным пламенем, вода в котелке уже закипала, и принц приготовился уже засыпать крупу, когда услышал отдаленный звон колокольцев. Кто-то неспешно катил по дороге в ту же сторону, что и он.

— А ты один, — укорил он сам себя, понимая, что может влипнуть совершенно по-детски. — Надо ж было так опростоволоситься!

Принц прекрасно понимал: не смотря на то, что в королевстве Азалийском царил мир и порядок, случайности никто не отменял. А он никогда не путешествовал в одиночестве.

— Пожалуй, и отбиться, если что, не смогу, — погладил он саднящую руку. — Эх, говорил мне дядюшка — учись фехтовать обеими руками… А, будь что будет! Может быть, все не так уж и плохо складывается. Ну, прирежет меня какой-нибудь бродяга. И поделом мне: нечего было кашу заваривать на свою голову.

И он продолжил свое дело. Засыпал в кипящую воду промытую крупу, добыл из переметной сумы завернутый в промасленную тряпицу шмат копченого сала. Покрошил мелко и высыпал в котелок. Подумал, глядя на булькающий кулеш, и принялся крошить нащипанный у ручья дикий лук, благословляя дядьку Джи. Было дело — вывозил он мальчишек в поля и леса. Учил и следы читать, и по лесам ходить так, чтобы даже травка под ногой не примялась. И травы дикие, но в пищу годные, научил различать. Во всяком случае, дикий лук Энгельберт точно ни с какой другой не спутает.

Он успел подвесить над углями еще один котелок, с водой для отвара, и даже приготовил сбор, когда на полянку выехала одинокая повозка. Игреневый конек бодро рысил по дороге, колокольчик под дугой весело звенел, а правил повозкой громадный мужик.

Энгельберт даже поежился, разглядев, кого занесло к его костру.

— Здрав будь, путник, — пророкотал мужик, останавливая повозку. — Дозволишь ли к твоему костру прибиться на ночь?

— Здрав будь и ты, — склонил голову принц. — Если есть желание — присоединяйся. Кулеш у меня почти готов. Рад буду преломить с тобой лембас.

Мужик спрыгнул с козел, похлопал по шее своего коня.

— Здесь ли собираешься заночевать, путник? — спросил, обернувшись к принцу. Тот неопределенно пожал плечами и взглянул туда, где разливался малиновым цветом закат.

— Ночь вот-вот, — сказал он. — А мне хоть и есть, куда поспешать, да ночь коротать все равно где-то придется. Почему бы и не здесь… А ты далеко ли путь держишь?

— К Огненным горам, — охотно отозвался мужик, принимаясь распрягать коня. — В ту сторону меня долг зовет. Спросить хочу — не по пути ли? Вдвоем путешествовать сподручней.

— Пожалуй, — медленно отозвался Энгельберт, принимаясь добывать из переметной сумы посуду.

Мужик хмыкнул, заметив, что Энгель озадаченно морщит лоб: чашек было две, а ложка только одна.

— У меня есть, чем вкупиться, — сказал негромко. — Вот, держи.

И протянул Энгельберту тихо звякнувшую котомку.

Ужинали неспешно. Беседа пока не складывалась. Энгель, непривычный к походной жизни, ел, обжигаясь, и сдержанно шипя. Мужик, напротив, неторопливо забирал с краев густо посыпанный зеленым луком кулеш и отправлял в рот, прикусывая хлеб.