Водитель «Волги», уверенный, что вставший у обочины самосвал его пропускает, не снижал скорости. Но тот вдруг задергался, затем – скакнул, словно козел, и, в секунду оказавшись на асфальте, перегородил «Волге» дорогу.

Страшный удар, как и рассчитывал сидевший в кабине самосвала, пришелся в заднее колесо. «Зил» качнулся, но устоял. И стало тихо.

Блондин не спеша вылез из кабины, но, прежде чем подойти к разбитой «Волге», аккуратно вернул не подававшего признаков жизни Серегу на его шоферское место, наклонил чуть вперед, положил его руки на баранку. Затем он подошел к слегка дымящейся груде металла, еще недавно бывшей легковым автомобилем, заглянул в то, что еще недавно было кабиной. Одного взгляда было достаточно понять, что щупать пульс водителю и тому, кто сидел рядом с ним, нет необходимости.

Блондин сунул руку в разбитое окно, достал лежавший на коленях у мертвого пассажира портфель, открыл его, пролистал бумаги, вытащил несколько страниц, спрятал их под свой дождевик, остальное вернул на место.

Вдали послышался звук мотора. Блондин накинул капюшон дождевика, и скрылся в придорожных кустах. Через некоторое время из кустов на тропинку, ведущую к лесу, выехал на мопеде, к раме которого были привязаны удочки, ничем не примечательный рыболов. Накрапывавший с утра дождик стал к этому времени сильнее, поэтому надвинутый почти на глаза рыболова капюшон длинного дождевика выглядел вполне уместно. Проезжавшие, начавшие останавливаться возле места страшной аварии, не него и внимания не обратили.

Первое десятилетие ХХ1 века, Россия.

Гром ударил одновременно с молнией. Раскатисто, резко. Серо-голубая вспышка на мгновение осветила прятавшиеся в ночи верхушки гор, поросшие мелким лесом и кустами, спускающуюся вниз с горы широкую тропу, на глазах превращавшуюся из утоптанного пути в подобие мелкой горной речки, две фигурки на этой тропе, в дождевиках и оранжевых касках. На фоне разбушевавшейся в ночи природы они казались совсем маленькими. Но все же наблюдателю, если бы таковой вдруг невероятным способом оказался в это время и в этом месте, можно было бы различить, что один из путников – невысокий, плотный, его товарищ, напротив, длинный и худой. Словно клоуны в цирке.

Эшонкул, тот, который коренастый, поскользнулся, схватился рукой за колючий куст и уже, наверное, в четвертый раз проклял себя за то, что вызвался провожать в такую ночь этого тощего олуха Рузи. Вот уж верно – олух, никчемный человек. Одни беды от него. То лопату сломает, то шпатель потеряет. А тут придумал забыть свой ящик с инструментами. Хотя, размышлял Эшонкул, стараясь удержаться на тропе, еще днем казавшейся намертво утоптанной сапогами строителей, как было не пойти с Рузи? Ведь земляки. Оба из Куляба. В такую погоду этот ишак Рузи один точно пропадет. Эшонкул и сам был уже не уверен, туда ли они идут, и вообще – где они сейчас. Фонарь почти не пробивал темноту, замешанную на все усиливающемся дожде. И уже не дождь это был, а настоящий ливень.

Гром бабахнул теперь над самой головой и в свете молнии ярко блеснула белым стена дамбы. Не заблудились, выходит.

– Ну, вот, Рузи, – Эшонкул хлопнул напарника по скользкому плечу,– Вроде бы пришли. Ищи свой ящик.

– Разве здесь, Эшонкул-ака? – Рузи озадаченно водил вокруг фонарем.

– А где ж еще? Вот наша дамба, мы здесь сегодня работали. Давай, ищи скорей. Я совсем промок. Скажи честно, как тебя угораздило забыть инструменты?

Рузи, продолжавший озираться, задумался, потом ответил честно,– Обедать позвали. Есть хотел. Забыл совсем. Вечером вспомнил.

– Не найдешь, мастер у всех вычтет из зарплаты,– напомнил Эшонкул еще одну причину, по которой вызвался провожать недотепу- Это если нам заплатят зарплату.

– А он все равно вычтет. Даже если не заплатят.

Но тут Рузи что-то заметил.

– Подсвети еще вот туда, Эшонкул ака

Лучи двух фонарей пробились сквозь тьму и дождь и уперлись в бодро журчащий ручеек, радующийся вливавшимися в него с небес струям.

Ну вот,– почти что с удовлетворением констатировал Рузи, – Не то это место.

– Почему не то?

– Там, где мы работали сегодня, не было никакого ручья, я руки перед обедом из бочки мыл.

Эшонкул, задумавшись над очевидным фактом, провел фонарем вдоль русла невесть откуда взявшегося потока. И в неверном свете обозначилась стоящая на самом берегу железная желтая коробка. Она уже явственно клонилась одним боком к бурлящей рядом воде, собираясь окунуться в него целиком.

– Вот, смотри, олух- Эшонкул шлепнул напарника пятерней по каске,– разве это не твой ящик?

Рузи подбежал, к находке, и уставился на нее, освещая со всех сторон фонарем. Обнаружив на крышке красную букву «Р» Рузи просто-таки оцепенел и едва успел подхватить все же повалившийся в воду ящик.

– Ящик мой. Но ручья здесь не было,– упрямо заявил Рузи, бережно прижимая к груди вновь обретенные инструменты.

– Что же, по твоему, он с неба свалился к этому ручью?

– Или ручей свалился к моему ящику…

Этот довод заставил Эшонкула задуматься. И затем двинуться вдоль потока. К истокам. Сзади зашлепал Рузи. Идти пришлось недолго, Через несколько минут они стояли возле дамбы. Сегодня с утра до обеда они снимали с нее, уже готовой, опалубку. Вот, еще доски валяются. Но и ручей – факт бесспорный. Он, искрясь в свете фонарей, пробивался из-под толстой бетонной стены, уходящей под небольшим углом вверх, в мокрую темноту. Эшонкул направил луч фонаря выше. И осветил широкую темную полосу набухшего от воды бетона, начинавшуюся от истока ручья. Эшонкул ковырнул пальцем полосу, кусочек бетона отлетел в сторону, и в лицо строителю брызнула струйка воды. Струйка сначала была совсем небольшой, однако немедленно стала демонстрировать склонность к усилению и расширению. Действовать, значит, надо было быстро.