Солдаты под руководством Уилсона бросились за капитаном. Глаза сержанта теперь горели нечеловеческой злобой и охотничьим азартом. Выпитое виски только усиливало его ярость. Сапрыкин и Литвиненко, поддерживая наспех перевязанного и принявшего транквилизаторы Цоя, двигались за ними. Олафссон спустился по маленькой лестнице и юркнул в узкий лаз между обветшавшими зданиями.

– Он уже устал, – крикнул подполковник, – Уилсон не отставайте. Мы обязательно его возьмем!

Сержант бросился в проход и оказался на небольшой, на удивление хорошо сохранившейся овальной площади, по окружности которой через равные интервалы стояли красные пирамидки идеальной конусообразной формы. Перед зданиями застыли огромные изваяния неизвестных животных – не то ящеров, не то сказочных драконов – подобных на планете не видели. Даже ограниченный Уилсон и остальные солдаты замерли, пораженные редкой для Тихого Омута красотой. Олафссона нигде не было видно. Он как сквозь землю провалился. Фигурки, казалось, с неодобрением рассматривали непрошенных гостей, которые посмели нарушить их многовековое уединение. Воздух был ощутимо наэлектризованным и издавал непонятные колебания.

– Вот же … твою мать! – оглядевшись, в восхищении пробормотал сержант и крепко приложился к фляжке с виски. Складывалось впечатление, что он не расстается с ней ни на секунду.

Олафссона и след простыл. Попытка поймать беглого капитана опять провалилась. Эх, если бы работали сканеры! Попытка их использовать закончилась ожидаемой неудачей.

Вскоре подошли остальные военные. В тени устроили привал, от жары ничего не спасало. Мостовая раскалилась, воздух пульсировал горячим маревом. Над самым высоким зданием показался вертолет. С ним явно что-то было не в порядке. Машину бросало из стороны в сторону, винтом она задела шпиль строения и снесла его. Сержант Апександропулос чудом смог посадить вертолет на краю просторной площади. Когда он вылез из кабины, все лицо было залито кровью, на лбу образовалась глубокая ссадина.

– Не пойму, да что это с машиной? – бормотал он в легкой контузии. – Как с ума сошла тоже. Не слушается ни руля,… Да вообще не слушается, чтоб ее!!!

Поисковый отряд, наконец, собрался вместе и в изнеможении, за неимением лучшего, потягивал пиво. Академик, в первую очередь, как смог, снова перебинтовал Цоя. Рана кровоточила, но была сквозной и не опасной. Главное, что удалось хоть немного остановить кровь. Транквилизаторы делали свое дело, сознание рядового немного прояснилось.

Александропус вдруг грузно осел, потеряв сознание. На этот раз неиссякаемая фляжка Уилсона послужила благому делу. Он поднес ее к лицу контуженного, и тот от несравненного по своей насыщенности противного запаха через некоторое время зашевелился, пока Литвиненко перевязывал его рану на голове. Они ждали Олафссона, в надежде, что к нему вернется хоть часть здравого смысла. Искать беглого капитана больше никто не помышлял. Преследователи нашли небольшую тень от одной из массивных скульптур и просто лежали на раскаленных камнях в полнейшей апатии, закрыв глаза. Уж в меткости беглый капитан нисколько не потерял, и подставлять себя под его пули не имело никакого смысла.

Даже легкая тень не спасала от ужасающей жары. Все забыли о том, что все равно представляют собой превосходную мишень для полоумного капитана. Изваяния мрачно и с каким-то немым упреком взирали на людей со своих постаментов. Расположившиеся через равные расстояния пирамидки издавали слабую вибрацию. Проснулись местные гады. То тут, то там слышалось шипение, а иногда и утробное рычание. Не выдержал Уилсон, открыв беспорядочную стрельбу по ящерицам. Те в панике разбежались, но ненадолго.

Потом на площадь выползла змея, равной которой здесь никогда не видели, не меньше пятидесяти метров в длину, не особенно толстая. Она медленно выползла на центр и разинула огромную пасть, полную невероятных клыков. Все замерли в полном оцепенении. Потом потерял самообладание один из солдат. Он с громким криком бросился вперед, беспорядочно стреляя. Змея молниеносным броском преодолела разделявшее их расстояние и вонзилась в горло несчастному, мигом оторвав ему голову. Затем, подхватив тело, величественно скрылась среди развалин. Когда ошалевшие от пережитого люди открыли вдогонку яростный огонь, исполинская рептилия давно скрылась в одном из проходов, ведущих от площади в другие части древнего города. Оставшаяся лежать на площади голова погибшего рядового широко раскрытыми глазами с удивлением и укоризной смотрела на живых товарищей. Все меркло и сливалось в ослепительном мареве.

Около полудня, в самую неимоверную жару, Литвиненко разлепил веки и увидел недалеко от себя смутную фигуру, похожую на призрака. Она отбрасывала колоссальную тень на площадь. Олафссон с обожженным лицом и развевающейся растрепанной бородой шел прямо на них. Академик огляделся. Все либо спали, либо находились в равнодушном трансе.

Капитан обогнул отряд и направился к отмели в свете невероятных участившихся вспышек непостижимого солнца. Сразу стало как будто немного прохладней. Казалось, что вибрации, исходящие от пирамид, даже навевают легкий ветерок.

Сержант Уилсон внезапно очнулся и поднял УЗИ, прицеливаясь.

– Не надо, пусть уходит, – Сапрыкин, измученный и равнодушный, перехватил его руку.

– Но, подполковник…

– Не имеет надобности его задерживать. Что-то зовет его туда. Что-то нам непонятное и неподвластное.

– Он давал присягу! – возразил сержант, до которого всякие непонятности и неподвластности доходили туго.

– На этой гребаной планете, похоже, не действуют никакие законы, – устало промолвил Сапрыкин.

– Это же самоубийство! Он изжарится живьем.

– Самоубийцам очень трудно помешать, Уилсон. Это его выбор. Не думаю, что все так плохо – наверное, неизвестное провидение ведет его.

Уже в двухстах метрах от них, невзирая на жару, медленно, но целеустремленно шагал капитан Олафссон. Перед ним, сливаясь с океаном, простирались бесконечные дали. Живописные крошечные атоллы перешли в одну косу, ведущую неведомо куда. Олафссон двигался по раскаленному пеклу по колено в воде прямо к солнцу, и Литвиненко казалось, что никакие опасности не смогут ему помешать.

Тянулись бесконечные часы ожидания вызванного по рации спасательного катера. Александропулос безуспешно пытался заставить вертолет подняться в воздух и выслушивал глухое ворчание подполковника. Не осталось сил даже разговаривать, эмоциональное состояние было на нуле. Уснуть тоже не получалось. Время от времени слышались автоматные очереди. Это солдаты отпугивали здешних гадов. Привлеченные шумом, сюда стекались многочисленные местные обитатели. Крупных по-прежнему не было видно, зато в избытке имелись змееподобные ящерки – животные небольшие, но их укус для человека был смертелен. Нигде больше такого их количества Литвиненко не замечал.