— Он не рассказывал о ней?

— Нет. После ее ухода папа вообще особо мной не занимался и не общался. Расставание с мамой его сильно подкосило.

— Ты говоришь об отце в прошедшем времени. Когда он умер? Во время захвата?

— Нет, задолго до. Он ушел, когда мне было шесть. Так и не пережил разлуки. Я уже с четырех лет воспитывалась и питалась при храме, а с шести жила там.

— Соболезную.

Кивнула, но не верю, что последнее слово генерал сказал от души. Я думаю, у него ее вообще нет. Столько смертей на его руках. Я думаю, смерть для него вообще нечто повседневное и не стоящее особых переживаний.

Надо уводить от себя внимание.

— А кто ваши родители?

Генерал в ответ только усмехнулся, пожелал мне хороших снов и отвернулся. Пф-ф. Индюк надутый. Да и так понятно, что он из какого-то их древнего воинского магического рода. С пеленок его готовили в генералы.

Утром подниматься пришлось очень рано. До рассвета. Мой уставший после вообще всего организм просыпаться упорно отказывался. Я там пыталась как-то собраться, но в процессе прилегла на подушки и снова задремала. Что удивительно, Соул не стал меня пытаться окончательно разбудить, облив ледяной водой, и вполне самостоятельно позавтракал рядом с моим сонным телом, а потом и вовсе взвалил себе на плечо и донес до своего боевого коня. Дальше и вовсе было хорошо, потому что я спала уже в седле.

Проснулась резко. Солнце уже встало над горизонтом.

— А почему стоим? — зевая и сонно жмурясь, спрашиваю я.

— Ждем, когда дорога освободиться, — спокойно отвечает генерал.

Прищурившись, вглядываюсь в даль.

— Ого! Куда это они все?

Впереди нам навстречу идет толпа. Да и мимо уже тоже проходят. Военные дисциплинированно расступились и рассредоточились вдоль дороги. Люди идут в не лучшем виде — грязные, оборванные. Есть и те, кто одет получше. У кого-то телеги, кто-то просто ведет на поводу тощий усталый скот.

— Границы империи изменились. После войны многим людям по тем или иным причинам не стоит оставаться на своих землях — голод, разруха. Вот и перебираются туда, где спокойнее и сытнее, по их мнению. В основном идут к центру империи, сбиваясь для защиты от разбойников и прочих недоброжелателей вот в такие караваны.

С сочувствием и одновременно с жалостью смотрю на проходящих мимо людей. Сочувствую, потому что путь у них не из легких, завидую, потому что они свободны и сами вольны выбирать направление этого пути. Уставшие, не видно, чтобы кто-то из людей особо волновался из-за близости имперских военных, они просто идут вперед.

Приближенные к генералу военные с ленивым интересом разглядывают людей, иногда перекидываясь между собой острыми фразочками, а люди все идут и идут неспешным, кажется, нескончаемым потоком. Насколько же плохо сейчас в провинциях?

В какой-то момент у меня перехватило дыхание. Мимо стали проходить люди в лохмотьях, по цветам и виду похожих на те, что носят в моих краях. Лица. Внешность. Это мои соплеменники. Сердце застучало чаще. Люди проходят мимо. Кто-то иногда нет-нет, да поднимет взгляд. И… меня тоже заметили. Жрецов моего культа, тех, что были избраны Истоком, народ отлично знал в лицо, потому что каждый день к жрецам люди шли со своими вопросами.

Я вижу, как весть обо мне шепотками, взволнованными знаками, со скоростью пожара разносится среди соплеменников. Как заволновалась толпа. Люди стали останавливаться. Нет! Не надо!

Стиснув руки в кулаки, наблюдаю за тем, как мои земляки разворачиваются в мою сторону и опускаются на колени, почтительно склоняя головы. Во взглядах людей я читаю обожание и вновь возродившуюся надежду. Нет, нет! Не надо! Уже ничего не вернуть, и я не жрица.

— Ну, наконец-то хоть кто-то из этих оборванцев правильно встречает победоносную имперскую армию и приветствует великого генерала, — довольно отмечает один из военных поблизости.

Вот только люди не торопятся вставать и идти дальше. Они застопорили и без того неспешное движение. До боли закусила губу. Незаметно кивнула тем, кто ко мне ближе всего, и качнула головой в сторону, мол, идите дальше, а в душе умоляю, чтобы меня поняли. Если сейчас все узнают, что я жрица, тут и генерал не поможет.

И меня, к счастью, поняли. Люди поднимаются с колен и идут дальше. На меня жадно, даже не как на жрицу, а как на великое чудо, смотрят все соплеменники. Они не хотят уходить. Я знаю, что для них это значит. Считалось, что все жрецы погибли. Но я вместе с парой выживших послушников тайным ходом покинула город, но далеко мы все равно не ушли — имперских воинов в округе было слишком много.

Стараюсь не заплакать. Наоборот, едва заметно, но ободряюще улыбаюсь соплеменникам. И совсем уж осторожно сделала знак рукой, благословляя их на добрую дорогу. В этом жесте больше нет созидающей силы Истока, но иногда нужна просто надежда и вера.

Кажется, проход каравана существенно отложил прибытие войска на места назначения. Когда все, наконец, прошли, военные вернулись на дорогу и продолжили путь. Генерал подстегнул коня и вскоре оторвался от своего сопровождения.

— Я впечатлен. А что, все жители Наридии знают своих жрецов в лицо?