Шрифт:
Пролог
Скажи, как смириться мне с этим:
Ты будто в каждом движении, в каждом строчном куплете;
Ты будто стала искусством – истоком силы во слабом;
Ты стала зарей на рассвете;
Ты стала созвездием в небе…
С тобою пахли цветы,
Как пахнут лишь раз за всю жизнь!
Скажи мне, кто ты, Sophy!
Скажи мне, пока еще жив!
Моя разбитая лодка уже не увидит земли:
Меня поглотят пучины,
Меня заберут огни.
Да! Я не тот, кто сорвет в порыве любовном
Пригоршню алых цветов, —
И я точно не тот, кто имя свое, да и род
Забудет при виде твоих кучерявых волос,
Но отныне я – твой душевный покой,
Хранитель и снов, и желаний.
Пока пучина играет со мной,
Мои доблесть, дух и сознанье —
Сложат чинно клинки, но не службу тебе…
Слово мое – omerta,
А сила – в прожитом дне.
В море было неспокойно: вода то подкидывала, то нарочито прибивала своей мощью хлипкую старую лодочку, подгоняя ее все ближе к центру планеты. На палубе был лишь одинокий странник – без еды, воды и багажа.
– Почти на месте…
Он достал из складок тряпичной накидки малый компас – на исхудавшем лице заиграли желваки.
Вода рвала воздушные потоки, предупреждая смертного об опасности, старалась оградить от глупой гибели – но страннику был не страшен гнев морской, его успокаивали соленые пучины: они дарили ему надежду.
– Он здесь!
Волна захлестнула лодочку, но мужчина сохранил спокойствие. Он верил, что если и умрет, то точно не из-за воды – возможно, из-за своей наглости, дерзости, но точно не из-за благородных соленых волн.
– Глупец…
Пелена обступила странника со всех сторон, ослепляя его – обезоруживая. Белый дракон испускал пар, извивался, скользя чешуей по воде, сливался воедино с волнами: дыша под водой, паря в небесах, пылая огнем и ползая по земле – он и был Сансарой [1] .
1
В индуизме Сансара – переселение души; круговорот жизни.
– Ты бы мог прожить долгую счастливую жизнь… Зачем ты пришел ко мне? – прорычал он, внимая смертному из-под толщи пенистой воды.
– Я хочу посвятить свою жизнь другим – дарить помощь. Стольким людям не хватает наставника, духовного помощника – они отступают, разворачиваясь в нескольких шагах от верного, плодородного решения, пути, выбора… Прошу, одари меня вечностью, и я не разочарую, не подведу – я не хочу вновь родиться в незнании, я хочу взрастить и спасти человечество.
Бурлящее море то и дело захлестывало лодочку, погружая отважного путника под воду, отнимая возможность дышать. Как только вода отступила и голова смертника оказалась на свежем влажном воздухе, он продолжил свою речь, а белый дракон внимательно слушал.
Он слушал, но не его слова, а его сердце…
– Твоя душа чиста, но далека от истины – ты сам нуждаешься в наставнике…
– Так стань моим наставником, и я не разочарую тебя, о, Великий белый дракон!
Вода почернела, а небо залило ртутью – метка была поставлена, а душа отважного Сникки покинула грешную землю.
История первая. Маленький мальчик с большой тенью
Капля дождевой воды разбилась о стекло, и в этот момент, под покровом ночи, пробравшись в уютные дома горожан, враждебный дух забрал всю радость, обменяв ее на всепоглощающий трепет, терзающие сомнения и отчаяние. Все спящие осязали рокочущий холод пустоты – сегодня мать не придет на помощь своему ребенку.
Наутро эхо от последней капли дождевой воды подарило жителям прощальную ноту. Неспокойная ночь сменилась новым днем, но не уступила ему.
Спросонок родители не застали в постели именинника и, обыскав весь дом понапрасну, решили, будто Джим, имея подобную склонность, проснулся пораньше и вышел поиграть с друзьями перед началом празднества. Сегодняшний день для семьи Крафтов был особенно важен: 3 июля – пятилетие маленького Джим-Джима.
Не успев и выйти за порог, супруги Крафт застыли в безмолвном ужасе: всего в метре от них, облокотившись на ссохшуюся периллу, в полном одиночестве, подобно обмякшей куколке, сидел их потерянный сын. Восковая фигурка под призрачными лучами лунного света.
Да, именно лунного: восемь часов утра, а на небе луна – дождя нет, лишь всепоглощающее звёздное небо… Синий бархат, усыпанный драгоценными камнями, – это не обычные звезды.
В минувшую ночь сама Вселенная благословила своей ладонью Черапунджи: приподняв полотно жизни, она позволила смертным заглянуть за привычный ландшафт, увидеть плоть и кровь бытия – всю нежность и хрупкость, всю смертоносность и невинность скромного механизма времени.
После неизбежного крушения в точке невозврата наступают всеобъемлющее созидание и покой. Именно этот покой сложил высокие ноты страха и безумия горожан наземь, заставив покорно проживать происходящее до конца – без тени трусости, ведь если это конец, важно принять его с достоинством.