Парни разворачиваются и вываливаются из учительской.

— Молодой человек, — вдруг хитро щурит глаза Тимм Ганн. — Не забывайте об одном важном правиле: одежда может изменить вашу личность, но ненадолго. Однажды индивидуальность попросится наружу, и сдержать ее вы не сможете.

Я сглатываю и пячусь спиной к двери, пытаясь отыскать ручку, чтобы выскользнуть из комнаты и выпасть из перекрестного обстрела мудрых глаз преподавателя, который, кажется, наслаждается моим замешательством.

— Н-н-не понимаю, о чем вы, — неестественным баском отвечаю ему.

— Конечно — конечно, — подмигивает Тимм Ганн. — Это вполне естественная реакция!

Наконец, мне удается выдохнуть. В коридоре никого нет, только мои невольные соседи убеждают в чем-то Брэндона. Он вяло отмахивается от них, ерошит в волнении волосы и вообще выглядит так, будто ему хочется провалиться сквозь землю, оказаться за тридевять земель отсюда, сменить паспорт и стать продавцом бананов на Таити, только бы не быть центром внимания своих друзей.

— Ну хорошо! — сдается он. — Пойдемте!

Лэндон тут же дает «пять» Дэну.

— В чем дело? — подхожу к парням.

Брэндон и Лэндон обмениваются взглядами и идут вперед по коридору. Туда, где находится вторая учительская.

— Не все гладко в королевстве Кромби, — шепчет мне Дэн и хлопает по плечу, от чего мне хочется охнуть и присесть под весом его ладони.

— Уй, прости, тутти-фрутти, — поспешно извиняется увалень.

— Эй! Хватит так меня называть! — снова злюсь я. — Я не тутти-фрутти! У меня и девушка есть!

Дэн усмехается и вытягивает вперед ладони в успокаивающем жесте.

— Конечно-конечно! Настоящая! Живая! Мифическая! Девушка! — скандирует он и смеется.

Качаю головой — ну что с ним поделать?

В два счета догоняю парней у дверей в учительскую, и вовремя: Брэндон, как-то тоскливо взглянув в сторону окна, будто бы хотел выпрыгнуть из него и умчаться подальше, резко дернул за ручку.

— Студент Кромби! — мужской голос, глухой и резкий, волной вынырнув из комнаты, буквально оглушил. Мне еще не было видно, кто является обладателем такого внушительного тембра, но уже стало не по себе. Руки покрылись гусиной кожей, и, кажется, не только у меня — я заметила, как парни тоже едва заметно передернулись.

Чтобы не оставлять Брэндона один на один с тем, кто так недоброжелательно реагирует на внеурочное вторжение, я растолкала парней и вошла в учительскую.

Было заметно, что здесь властвует только один человек — огромный темный стол из черного дерева стоял возле зашторенного окна, два стула напротив — видимо, приготовленные для внушительной беседы со студентами, широкий шкаф, заставленный доверху старинными книгами, — вот и все убранство. Посередине кабинета стоял высокий мужчина в старомодном черном костюме с серебряными пуговицами, которые неласково поблескивали в сумерках начинающегося дня и хищно следил за нашими передвижениями.

Если до этого я и чувствовала неловкость от того, что мы побеспокоили преподавателя, то теперь отчётливо ощущала страх. И это и есть отец Брэндона? Да уж, нелегко парню пришлось с таким родителем! Даже не представляю, чтобы такой хмурый человек мог улыбаться женщине, флиртовать с ней, радоваться на собственной свадьбе и ликовать от рождения сына.

Брэндон молчал, но чувствовалось, что еще секунда — и он рванет пулей из комнаты, где ему не рады. Пальцы сжимались и разжимались в кулаки, а кадык тяжело опускался вверх — вниз.

Я осторожно дотронулась до его запястья, потому что в эту минуту мне очень хотелось его поддержать. Как бы там ни было, но отец не должен был так держать себя с сыном — ненависть, которая развернулась в комнате, была заметна даже невооруженным глазом. Мужчина изогнув бровь проследил за моим движением и ухмыльнулся.

— Здравствуйте, — прочистила я горло, понимая, что больше никто не собирается проронить и слова. — Мы к вам по делу.

— Слушаю. — Голос заклинателя льда прокатился по полупустой комнате, и будто бы потревожил серые тени, таившиеся в углах.

Я переступила с ноги на ногу, ожидая, что роль парламентера возьмет на себя кто-нибудь другой, но судя по гробовому молчанию, никто из ребят не хотел облегчить мою участь. Скорее всего, они уже сталкивались с Алексом Кромби на лекциях и знали, чего от него ожидать, и потому решили отправить в пасть льва такого невинного кролика, как я.

— К-к-кажется, в нашем доме завелся дух, — негромко и неуверенно сказала я.

— Кажется? — возможно, фигура преподавателя стала больше и внушительнее, чем была, или это я съежилась от его пристального взгляда, — трудно сказать. Но то, что дышать от его пристального внимания мне стало сложнее — чистая правда.