Но Минна была единственным человеком, которому ничего не было нужно от Элизабет, разве что кроме удобной комнаты и приятной компании.

Она наклонилась вперед и коснулась руки Минны.

— Минна, дорогая. Ты просто должна оставаться здесь как можно дольше.

Минна улыбнулась:

— Я с радостью останусь так долго, как ты пожелаешь.

— Прекрасно.

Прекрасно? Все смотрели на нее, будто некто сказал что-то такое, чего Элизабет не услышала.

— Джентльмены. — Она поднялась, по привычке давая понять, что они могут покинуть столовую. Николаса, выходящего из комнаты, казалось, что-то позабавило. За ним следовали Виктор, отец Элизабет и Питер, который одними губами произнес:

— Не уходи.

Элизабет вновь обратилась к Минне:

— Минна, дорогая, неужели ты совсем не можешь вспомнить, откуда ты знаешь Николаса?

— Ну, я пыталась припомнить. Наверное, видела его у кого-нибудь дома. Не то чтобы в тех же кругах, к тому же я покидала страну на несколько лет… Я просто никак не могу соединить воедино различные обстоятельства. Но воспоминание вернется, я уверена. А тем временем я постараюсь не дать ему или твоему отцу запугать тебя.

— Запутать меня? Думаешь, все настолько плохо?

— Милая девочка, сколько я тебя знаю, твой отец всегда манипулировал тобой. Очень мило со стороны Николаса позволить нам всем остаться. Я приложу все усилия, чтобы помочь вам с Питером, если он тот, кто тебе нужен.

— Спасибо, Минна. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.

— На меня ты тоже можешь рассчитывать, — вдруг послышался голос Питера.

— Питер! — вскричала Минна. — Пожалуй, мне стоит оставить вас двоих наедине. Прошу извинить. Спокойной ночи, Питер. — И она выскочила из комнаты.

Питер сел в освободившееся кресло и взял Элизабет за руки.

— Что за денек, дорогая Элизабет. Как ты вообще держишься? Ночная стража, организованная твоим отцом, враждебность Николаса…

— Я устала, — коротко ответила она, радуясь его присутствию, его прикосновениям. Он всегда так к ней прикасался… — Мне сегодня пришлось сопровождать Николаса по всему дому и даже по подвалу еще до приезда нотариуса.

— Правда? Бедная моя. Время, проведенное с мистером Гиддонзом, наверное, было не из легких. А прогулка с Николасом наверняка напомнила обо всем, что тебе пришлось пережить.

— Однако я все еще здесь, — беспечно сказала она, — значит, еще не все потеряно.

— Я надеюсь, моя милая девочка. Я все еще не верю ни единому слову, которое говорит твой новоявленный хозяин. Я бы очень хотел, чтобы была возможность… ради твоего же блага, я имею в виду… какой-нибудь способ…

— Конечно, — пробормотала она. — Но его добропорядочность была подтверждена нотариусом.

— Все же он остается загадкой. Должны ли мы предположить, что он был ранен во время одного из романтических приключений? Меня бесит, когда я думаю, что он столько у тебя отнял.

«А сколько он мне дал… Но Питеру нельзя было ничего знать, пока», — подумала она.

— Ты должна пытаться опровергнуть его претензии, — настаивал Питер.

— Питер! — воскликнула она и подумала: разве ее отец не говорил теми же словами?

— Что-нибудь обязательно найдется, я уверен, — продолжал он.

— О чем ты говоришь? — возразила она. Питер еще крепче сжал ее руки.

— Я говорю о том, что на кон поставлено так много, что ты должна любыми средствами добраться до правды.

— Любыми средствами? — хитро спросила она. Не мог же он предлагать…

— Ты ведь красивая женщина…

— Надеюсь, что так, — вставила Элизабет с легким раздражением.

— Элизабет. Уверен, что ты понимаешь. Ты единственная, у кого есть… возможность добраться до правды. Ты ведь постоянно будешь здесь, в то время как мы с твоим отцом будем периодически отлучаться в Лондон по делам. Говорю тебе, Николас хочет тебя… У тебя будут возможности, просто разумно ими распоряжайся, и ты получишь все, что захочешь.

— Питер?! — Но ведь все, что она когда-либо хотела, — только быть с ним. Не мог ведь он говорить о том, о чем ей казалось. Или мог?

— Дорогая Элизабет, — продолжал он. — Ты знаешь, что тебе нужно сделать.

Она знала, знала наверняка. Как бы он реагировал, если бы узнал, что она уже распорядилась собой?

Питер посмотрел на нее ласково:

— Давай больше не будем говорить о делах. Лучше позволь, я тебя поцелую.

— Я буду счастлива, — прошептала она.

Он наклонился к ней, обхватил руками ее лицо и прижался своими губами к ее губам. Сладкие, сладкие поцелуи, вначале легкие, затем более требовательные, будто где-то повернулся переключатель. Или будто его страсть удерживалась под жестким контролем и выплеснулась только тогда, когда он узнал вкус Элизабет.