Платон выругался себе под нос и побежал внутрь круга из повозок. Бросил взгляд — кольцо не успели замкнуть, судя по свету факелов. Сейчас их зажмут здесь и раздавят, как клопов. Платон вытащил меч из ножен.

У переднего конца каравана кипел бой. В отблесках огня проявлялись сцены — копейщики с щитами, вставшие бок о бок, скачущие всадники, падающий воин со стрелой в груди. Платон бросился к воину.

Это была Илона. В груди слева, у неё торчал арбалетный болт, был слышен свист воздуха. Плохая рана. Женщина пыталась что-то сказать, но Платон не успел наклониться — к нему скакал воин с кривым мечом, напоминающим саблю. Удар сердца. Еще удар. Сабля с левой стороны, значит, нужно перекатиться на правую. Платон бросился в сторону, земля врезалась в плечо, ребра вспыхнули острой болью.

Всадник проскакал в метре от него, копыта его скакуна с хлюпаньем прошлись по телу Илоны. Платон поднимался на ноги, пытаясь понять, что ему делать. Всадник начинал разворачиваться к нему и внезапно повалился и упал с лошади. В его боку торчало копье. Свет факела высветил мужчину, который сидел с ним за костром в первую ночь. Что-то просвистело над ухом у Платона и мужчина упал на землю.

В воздухе раздался крик:

— Стоим! Стоим на месте!

Ответом ему было гортанное завывание из темноты. Платон подобрал меч, оброненный при перекате и кинулся в темноту.

Юфус со своими парнями стояли в куцом подобии фаланги, прикрывая друга друга щитами, а позади них двое караванщиков пытались попасть дротиками в скачущих перед ними кочевников. Когда Платон вынырнул из темноты рядом с ними, один из кочевников с гоготом бросился к нему, держа короткое копье. Уходить влево или вправо? Удар сердца. Второй удар.

В шее верблюда возник дротик — кому-то из копьеметателей удалось прицелиться.

В воздухе раздался уже практически рев:

— Сто-о-оим!

Туша скакуна по инерции продолжала нестись вперед и Платон снова бросился на землю в сторону. Больно ударился локтем, на секунду потерял ориентацию в пространстве. Кочевник рядом хрипел и пытался выбраться из-под верблюда зажавшего его ногу. Платон поднялся на ноги, перехватил меч и подошёл к кочевнику. Двое его товарищей с криками скакали перед «фалангой», но приблизться не могли из-за копий.

Меч неожиданно стал казаться очень тяжелым. Платон поднял его над шеей кочевника и только тогда увидел его лица — перекошенное, бордового цвета, напоминающего о засохшем ожоге, с лихорадочно блестящими глазами, с торчащими из-под губы клыками и рогоподобным выростом на лбу. Не человек, абсолютно точно. Меч с хлюпаньем вошёл в шею, на лицо и руки брызнула теплая кровь. Желудок скрутило — благо, вчера ничего не ел.

Платон бросился взгляд на бойцов и бросился обратно во тьму, к другой стороне коридора.

Амалзия танцевала в темноте и каждое движение несло смерть. Шаг, еще один. Земля вспыхивает, выдавая длинный язык пламени прямо перед носом верблюдобыка. Шаг, еще шаг. Копье в воздухе распадается в пепел, наконечник глухо падает в пыль. Шаг, еще шаг. Высокий кочевник с топором вспыхивает и издает неожиданно высокий крик. Шаг, еще шаг. Пытающийся зайти со спины кочевник с удивлением взирает на свои руки, охваченные огнём, и выпускает удила. Шаг, еще шаг.

Платон смотрел на это с ощущением ужаса и благоговения. Пустыня горела. Горели редкие кустики травы, горела земля, горела одна из повозок. Горели всадники и горели их скакуны. В южной оконечности каравана было светло как днём и посреди всего этого стояла Амалзия, удивительным образом уклоняясь от любых атак. Чудовищно грациозно. Несколько караванщиков добивали всадников, метавшихся между всполохами огня, но это было ничто по сравнению с тем, что делала одна рыжая женщина.

Платона резко дернуло, что-то резануло по плечу и он в который раз за эту ночь очутился на земле, а в следующую секунду Игорь уже помогал ему встать на ноги.

— Не стой столбом, парень!

Ответить он не успел — Игорь растворился в темноте.

По плечу текло что-то липкое и теплое, рубашка мерзко прилипла к телу. Он нащупал оброненный меч и взял его в левую руку, с трудом подавив дрожь. Вызвал интерфейс и выбрал «Трепет». Неясно почему, просто казалось, что нужно что-то сделать, кому-то помочь.

В голове зазвучал голос. Совсем не тот, что у связности — андрогинный, переливающийся, словно мелодия флейты.

«В коридоре плещутся пламя и кровь. Рядом кто-то испустил дух, его сердце больше не бьётся. Пламя пугает их, возвращает в те времена, когда они были живыми, но они не сдадутся так просто. Добыча так близко, женщина так хрупка, а смерть ходит рядом.»

Волосы на теле Платона встали дыбом. Он не просто слышал этот шёпот, он ОЩУЩАЛ всё это, словно бы смотрел сверху.

«Пустыня трясется, словно бы кровь льется в первый раз. На севере стонут мореплаватели без корабля. Они молят своих морских богов о подмоге. На востоке странники нашли способ вскрыть сосуд, в котором спрятались чужаки. Они пугают животных и тянут жилы, как и века назад.»

Он ощущал всё это. Последний вздох умирающего, страх кочевников перед пламенем и их вожделение перед добычей. Отчаяние и ярость Юфуса и его людей. И оживление всадников, пытающихся сдвинуть телеги. Он даже услышал, как ржут испуганные верблюдобыки. Его трясло, но хватило сил заорать: