Феликс явно не согласен, но возразить ему нечего, поэтому он закидывает мешок за спину и мы ступаем на хрустящую соляную кору.

Надеюсь, не провалимся. Не с краю, а там, дальше, под слоем кристаллизованной соли скрывается солёное озеро. Я не представляю, насколько глубоким оно может оказаться, ведь никто не замерял. Проверять глубину на себе точно не хотелось бы.

Белизна, потрясающей чистоты белизна раздражает глаза слепящим сиянием, и, над ней в размытой дымке у самого горизонта кривыми зубьями поднимаются чёрные горы Ящерова хребта. Отлогие скалы словно на совесть измазаны сажей. Ни намёка на растительность, пусть самую чахлую. Горы и солёное предгорье смотрится мёртвым.

Жизнь скрывается внутри. Уже после того, как род Шесс ослаб и сгинул, в Ящеровы горы ходили экспедиции. В отчётах говорится, что не нашли ничего. Несколько тупиковых пещер, и есть глубокие, похожие на норы ходы, либо оканчивающиеся бездонными провалами, либо уходящие настолько глубоко, что экспедиции разворачивались назад. Внутри гор скрывается жизнь: влажные своды сплошь покрыты водорослевой слизью, которую подчищают многочисленные улитки, кое-где проходят подземные реки, причём не связанные с солончаком, пресные и рыбные. Исследования Ящеровых гор свернули. Для меня же в этих записях много любопытных зацепок. Многообещающих.

Утром шагать легко — соляная корка, что паркет, ровная. Солнце только-только поднялось, косые лучи дают мягкий золотистый свет, нет ни жара, ни духоты. Я про себя радуюсь, что в храме много гуляла по территории, причём выбирала дорожки с перепадами высот. Изнеженное во дворце тело хоть немного привыкло к нагрузкам. Сказывается бессонная ночь, постепенно я устаю. А солнце, поднимаясь всё выше начинает уже не согревать, а ощутимо припекать.

Неудачно оступившись, пробиваю корку, и мне на сапог выплёскивается вода. Будут некрасивые белые разводы…

В конце я уже не иду, а откровенно ковыляю.

— Хватит, — резко останавливает меня Феликс.

— По карте расстояние не выглядело таким уж большим, — жалуюсь я.

— На спину ко мне.

А почему принцессой больше не называет?

— Ящерка, я ногу натёрла, а не голову, и прекрасно помню, что оборачиваться тебе нельзя, иначе потом не сможешь. Забыл, да?

— Вы, моя радость, ушки натёрли. Я разве что-то сказал про оборот?

Ох…

Вообще-то Феликс особо уставшим не выглядит. То ли держится хорошо, то ли привык к куда более серьёзным нагрузкам. Я колеблюсь. Сесть на шею и свесить ножки звучит заманчиво, но мы ведь не по дворцовому саду бродим, здесь иначе.

Отрицательно качнув головой, я делаю ещё шаг.

Феликс тяжело вздыхает. А в следующий миг я вижу перед собой его затылок, и я осознать не успеваю, как оказываюсь в роли второго дорожного мешка.

— Ящерка.

— Судьба у меня такая, ездовым быть, хоть крокодилом, хоть человеком, — Феликс крепко поддерживает меня под колени.

Я улыбаюсь, упираюсь лбом в его плечо. Кажется, он зашагал быстрее, чем, когда приноравливался к моему шагу.

По ощущениям я отключаюсь всего на миг.

— Не знаю, что вы воображаете, но нам обоим нужен отдых, моя радость.

Встрепенувшись, я оглядываюсь. Солнце поднялось высоко. Сейчас часов десять, наверное? И я умудрилась проспать больше часа? За время, пока я висела бесполезной ношей, Феликс не только добрался до подножия Ящеровых гор, но и нашёл неглубокую расселину, в которой можно найти тень.

Феликс помогает мне спуститься на землю.

— Да, отдых тебе нужен, — соглашаюсь я. — Только что за радость, ящерка?

— Я подумал, что называть вас правильно, моя грусть, несколько… непочтительно.

Феликс подаёт мне фляжку с водой. Я беру. Спор отменяется. Я делаю хороший глоток. Не думаю, что с поиском подземных пресных проток возникнут трудности, поэтому можно не считать каждую каплю. Другое дело продовольствие… На одной рыбе можно жабры отрастить. А как её готовить? Топлива у нас нет, веток набрать негде. Сырой — страшновато.

Я завинчиваю пробку и возвращаю фляжку Феликсу. С удовольствием вытянув ноги, я на миг зажмуриваюсь. Кто-то касается колена. Я распахиваю глаза. Феликс, присев на корточки, меня разувает.

— Моя грусть, не пора ли сказать, зачем мы пришли в горы моего божественного предка?

— В гости.

— Леди?

— Разве твой божественный предок не обитает здесь, в самой глубокой пещере?

Возможно, предок Феликса обитает так глубоко, что может купаться прямо в магме.

— Моя принцесса, — мрачнеет Феликс.

— Можешь не отвечать, — поспешно заверяю я. Божественное наследство — это не то, о чём свободно распространяются. Возможно, Феликс связан семейными традициями. Я совершенно не собираюсь устраивать ему конфликт клятв. — Можешь даже не подтверждать мои догадки. Просто послушай.