Поздно. Даже сверчки перестали возиться в камыше. Душегубы одни выходят душить людей в такой час и за то они прокляты Богом, и каждый, кто их встретит, может убить. Удерживая дыхание в пересохшем горле, поднял голову. Звезды тоже о чем-то мучились и дрожали в них слезы.

"Они видят... как тут стою..."

От звезд, от их тихого света понемногу боязнь отходит и груди полегче, дышать полегче.

"Чего бояться? Днем хуже... Все смеются, что штаны с окнами..."

Крыльцо дома. Все тут обыкновенно. Люди перед от'ездом выпотрошили большой дом: ободранный диван с отломанными ножками, рассыпавшаяся бочка, тряпки, вороха бумаги. Осторожно, сторонясь от углов и закоулков, пробираюсь по коридору. С каждом шагом меньше смелости, но иду, иду. Если этого не сделаю, то как же могу думать о ней? Каждый большой человек не думает о таких пустяках. Насильно бодрюсь и иду, иду...

Столовая с двумя столбами ночного света, идущего через окна. Направо - черная дыра в комнату отчима, а прямо дверь Наташиной комнаты. Хватаюсь за ручку. Вхожу. Быстро притворяю.

"Вот и пришел... и пришел таки"...

Тихо запер дверь на задвижку и сел на пол у порожной щели.

Пришел. Но как уйти отсюда? Опять итти по столовой, по длинному коридору, через двор?.. Дом пустой, а кто-то в нем есть. В соседних комнатах шуршит, движется, потрескивает. Прямо в меня уставилось темное окно и за ним темное, курчавое шелестело и царапало стекла.

Что-то тяжелое поднималось в груди, у самого горла, душило, наполняя голову глухими ударами.

"Не боюсь... вот не боюсь..."

Твердо встал, отодвинул задвижку.

Зашуршало, завозилось по всему дому.

Стиснул кулаки и зубы. Отошел на середину комнаты. Ждал. По бокам пробегал холод. Сзади - царапалось в окно. В коридоре тяжело захлопало, зашаркало и придушенно вздохнуло: "ах-хо-хо".

"Сам, сам хозяин..."

Топало уже через столовую к Наташиной комнате: "ах-хо-хо!..". Дом дрожал и скрипел половицами. На чердаке отдавало эхо, и давил каждый шаг.

"И вот... и вот... не боюсь... не боюсь..."

Близко. Засопело по ту сторону двери. Ошарило ручку: "ах-хо-хо!..". Обе половинки вдруг распахнулись. Неясное, сгорбленное, косматое шагнуло в комнату, протянуло ко мне скрюченную руку. Поднял руку и я, а в кулак не сожму. Шагнул вперед, но пол вдруг упал подо мною, и я полетел вниз, в густую, тихую темноту. И стало так легко сразу, как на качелях. Легко и радостно.

– Чего эта?.. эта-а?.. Мальчик, - а?.. Чего это, - а?.. Ох-хо-хо!..

Слышал голос, бабкин голос. Он дрожал от тревоги и было тепло прижиматься к теплой груди, хорошо слушать, как бабкино сердце стучит тук-тук, тук-тук. От бабки пахло щами и захотелось есть.

– Бабушка, будем щи... а?

– Дурачек... Ох, дурачек!.. Ах-хо-хо!.. Тяжел... Слазь, ну, слазь на земь!..

– Хочу в доктора?.. А, бабушка? Буду доктором?..

– Ох-хо-хо-о!.. Будешь, будешь... горькой мой...