Сурово.

Жестоко.

Но Андрея совесть не мучала…

— Не боишься? — как-то его спросила Марфа.

— Чего?

— Что благодарные потомки запишут тебя в садисты. Ты ведь вон что с татями вытворяешь.

— Ну запишут и запишут, — пожал плечами граф.

— Тебе все равно?

— Радость моя, я устал. И, если честно, сейчас я меньше всего хочу думать о гуманизме, правах человека и толерантности. Мне плевать. Просто плевать. Или ты знаешь, как можно подготовить адекватного лекаря?

— А в Европе врачей хороших нет?

— Врачей и у нас хватает. Мне бы лекаря. Кто знает, как там все под Азовом повернется. Может быть я встряну в тяжелые бои. И потери от ранений в наши дни легко переплюнут все остальные. Посему, мне надо, что лекарь лечил, а не врач… ну ты, понимаешь[9]…

— Не понимаю… — поморщилась Марфа. — Почему ты противопоставляешь врача и лекаря?

— Потому что, если бы врач лечил, то его бы называли лекарем. А то вечно голову морочит. Помнишь, как там было? В наши дни. Нет? Придешь в бесплатную поликлинику. Так там лишь создают видимость бурной деятельности и стараются как можно скорее тебя отфутболить в любом направлении. Придешь в платную — не сильно лучше. Им важно, обследовать тебя, как можно тщательнее, и лечить, как можно дольше, и дороже… Понимаешь? Хотя все они давали клятву Гиппократа, что, конечно же, полная бутафория.

— Я лично встречала хороший врачей. Врачей, которые лечили. И спасали жизни. — вскинулась Марфа.

— Я тоже, — охотно согласился Андрей. — Но это системы не меняет. Здесь же, — он неопределенно махнул головой, — все тоже самое. Только накинь для веса еще чудовищно низкий уровень образования и отсутствие понимания того, что они делают. Не веришь? А как тебе утверждение, будто бы мозг — это железа для выделения соплей?

— Бред какой-то…

— Бред. Именно что бред. Но для начала Нового времени — вполне имеющие научную силу. Это — самый вопиющий пример. Но хватало и других. Из-за чего, признаться, я скорее пристрелю местного врача, чем позволю ему меня лечить. И из Европы врач в этом плане не лучше. Он будет просто обладать апломбом и просить больше денег, ведь приехал облагодетельствовать дикарей…

— И поэтому ты решил устроить все эти ужасы, достойные концлагерей Третьего рейха?

— Японцы творили вещи куда хуже. И эти врачи, после войны уехавшие в США, смогли продвинуть их медицину очень далеко вперед. Это мерзко. Это отвратительно. Но это — нужно.

— Нужно? Кому?

— Нам. Потому что нет времени ждать, когда он наберется опыта обычным путем.

— А эти люди? Ты о них подумал? Ты представляешь, через что им приходится пройти перед смертью?

— Вот именно. Ты о них подумала? Ты представляешь, сколько они убили людей и изнасиловали женщин? Или ты полагаешь, что тати — сплошь благородные Робин-гуды из Шервуда? В процессе дознаний они в ТАКОМ сознаются, что у меня волосы дыбом встают. Они ведь убивают не всегда быстро. Нередко мучают и потешаются. Там каждый из них достоит того, чтобы умереть ТАКОЙ смертью. А некоторых еще недурно бы было воскресить и по новой.

Марфа промолчала.

Нахмурилась, но промолчала.

— Тебе дать почитать протоколы допросов?

— Не нужно. — покачала она головой.

— Вот и ладно… вот и хорошо… — надеюсь ты больше не никому о том не болтала?

— Нет. — несколько неуверенно произнесла она и опустила глаза.

— Твою мать! — воскликнул Андрей и нервно сжал кулаки. Марфа же от их вида как-то вся съежилась и отступила, стараясь принять максимально подчиненное положение. — Делай что хочешь, но все эти слухи, что ты распустила, должны прекратиться!

— Но как? — робко спросила она.

— Я дам тебе протоколы допросов. Почитаешь. И будешь тем же самым людям рассказывать о том, за что их пытаются и мучают. Причем пытает — палач, а лечит, чтобы протянул подольше — лекарь. Поняла?

— Я… я не хочу это читать…

— ПОНЯЛА?!

— Да.

— И не дай Бог ты еще раз, что-то такое учудишь, — очень холодно произнес Андрей…

С горем пополам эта тема была задушена. Но, увы, разбойнички разбежались. Марфа серьезно подошла к вопросу. Посему вот уже месяц как лекарю приходилось обходиться без практических занятий. Хотя, может быть это и хорошо…

Третьей службой, которая, как и медицинская, «завелась» в полке, стала духовная. В лице священника. Его по осени рукоположили из числа охочих полковых ветеранов. Тех, что из числа бедных да немолодых уже помещиков, что без семьи остались в 1552 году. От татарского нашествия.

Вот этот священник при полку и должен был стоять. Постоянно. Даже жить в казармах с личным составом.

Для его нужд Андрей закупил несколько подходящих рукописных книг. В полковую казну. Пока только духовного содержания. Но, в некоем будущем, он планировал собрать небольшую библиотеку художественного содержания при казарме[10]. И поставить сего священника ей заведовать, а при случае читать в слух на отдыхе…

Полк развивался.

Полк разрастался, трансформируясь.

Полк задавал тон жизни всех, кто с них хоть как-то соприкасался.

Но главное — полк ковал людей. Новых людей для нового мира…

[1] Аналогом фута в русской системе мер была стопа, но фут тоже бытовал, особенно в Пскове и Новгороде, так что купцы эту меру знали.

[2] Фут у Андрея получился около 307 мм, гривна около 200 грамм.

[3] 144 это 122, то есть, производная доля, кратная 12.

[4] Грамм это 1/1 000 000 доля кубического метра воды.