На плотной земле. Стихотворения
вернуться

Мамонов Пётр Николаевич
Шрифт:

Ритм и цвет

Как-то все это пахнет тухлятиной.Ритмы зеленые белой стены.Из клетчатых окон несет отсебятиной,Ветры протянуты вдоль белизны.Руки протянуты… Их протяженность,Цепкость, лиловая мягкость и томностьВся, как оранжевый пульс барабана.Ногти лимонные, пальцы – вараны.Жизнь между ритмов фонарь зажигает,Тужится кругло и днями мелькает.Я весь пунцовый сижу на скамейке,Дождь темно-серый из матовой лейки.

Резкие тени

Вот листьев неказистая усталость,Зеленый, влажный, трубчатый покой.Вот листьев повисающая вялостьНа белом подоконнике. РукойПотрогать можно толстую зеленостьИ ниже – шорох глиняный горшка.Потрогать можно… Давняя веселость,Как бусинка стеклянная красна.Рубиновый – забвенье и былое.Зеленое – надежда и тоска.День серый, позабывший голубое,Усталая знакомая рука.Предметы жизни, цвет и настроеньяРазнообразны, помнящи, близки.Наш праздник серый, толщей воскресеньяКончает вечер. Тени так резки…И по-другому думается снова,Который раз меняю жизни явь.Встречаю час, еще один и новый.Ты, времени восторженная рябь!

«Дай мне послушать, как бисер воды…»

Дай мне послушать, как бисер водыКапли на нити стеклянные нижет.Дай мне послушать, как пламя листвычерное дерево огненно лижет.Дай мне послушать, как толпы людейПятнами лиц среди улиц кружатся.Дай мне послушать, как ждет воробейТо, что должно непременно начаться.Дай мне послушать, как чья-то женаБрошена кем-то в квартирке убогой.Дай мне послушать, как наша винаСветится взглядом усталого Бога.

«Как ты, я сам…»

Как ты, я сам.Пойми, ненужная!Универсам.Иду по лужам я.

«Он проснется среди ночи и закурит папиросу…»

Он проснется среди ночи и закурит папиросу,И спокойно пламя спички загорится между пальцев.А потом оно погаснет. Темнота еще темнее.И горелый запах спички еле виден среди дыма.И тогда отдернет шторы тот, который с папиросой,И забьются в угол шторы, темной прядью там смирятся.Человек увидит небо сквозь стекло с налетом пыльнымИ ненужный дом напротив, темный, тихий и громадный.Как фонарь на перекрестке, вдаль глядящий одиноко,Затухает, затихает уголек ночной и красныйРаскаленной папиросы в длинных пальцах темно-серых,И сминается окурок, потухает папироса.И ложится на диване, накрываясь одеялом,Человек, что много видел, пока спал ты сладко-сладко.За окном светлеет небо, кроме темного квадрата,Кроме темного квадрата тихого напротив дома.

«Темнеет. Печально…»

Темнеет. Печально.Свеча догорела.И день потухает…Не сделано дело.Какое? Неважно.Не сделано что-то.Пустынно на сердцеИ в мыслях забота.Забота не сделанных дел и стремлений.Открытая книга легла на колени,Локтями опершись о стол, отдыхая,Сидит человек и глаза поднимаетНа ровное небо вечернего дня,На небо, где нет ни тебя, ни меня.

«Я хочу вдавиться в машину…»

Я хочу вдавиться в машину,В боковую дверь. Слышать хруст стекла.Я хочу стать резиновой шиной,Если колеса – весна.Посередине улицы, замороженный жестом,Регулировщик всех.Я предводитель нашествия,Колотый, как орех.Я законописатель буднейНиточкой вытянулся вследДребезжащим полудням,Резиновых шин поэт.Пропадает колесное,Разматывается шина вдаль.Уходит наносное.Весна шершава, остра печаль.

«Я без тебя не представляю…»

Я без тебя не представляюТепла полуденных лучей,Когда мы вместе растворялисьПосреди сутолоки дней.Когда окно глядело строгоНа нашу лень, на наш уют.Когда, забывшись, близко к Богу,Мы жили в пропастях минут.Теперь ты так, а я иначе.Теперь различны наши дни.Мы сняли флаг с высокой мачты,Ты спрячь его и сохрани.

Рожь

Чтобы не было загадок,я уйду, а ты останься.Чтобы не было досады,я уйду как можно раньше.И в пути не длинном утром,на проселочной дороге,среди ржи я вспомню смутноголос твой и облик строгий.Среди ржи я вспомню яснотихий свет твоей улыбкии кусочек солнца красныйбросит луч на стебель гибкий.

«Расскажи мне, как жить, если дождь за окном…»