«И увидев тело своего несчастного брата, бедная дева вскрикнула и лишилась чувств».

— Чушь какая, — сказал он.

— Вы там были? — ахнул мальчишка.

— Был. Фридмунд бы до такого не додумался. Писец привирает.

Хотя и Фридмунд наверняка многое присочинил, но он был мужик простой. Удвоить число врагов, утроить количество выпитого — в рамках своих представлений о доблести.

— И как все было на самом деле?

Вигдис медленно, или это ему тогда показалось, что медленно, потому что время словно остановилось, опустилась на колени рядом с телом, с силой — оно уже успело окоченеть — повернула голову брата. Долго вглядывалась в лицо: смерть разгладила его, стерев следы муки. Негромко, очень отчетливо произнесла: «Я найду эту сволочь». Когда она шла обратно к деревне, люди молча расступались. Гуннар несколько мгновений смотрел в ее спину, а потом рванулся следом, не слишком вежливо отталкивая тех, кто оказался на пути. Обогнав девушку, заступил дорогу.

«Я с тобой. Мы найдем его, кто бы это ни был».

Орм не слишком ему нравился — балованный мальчишка, кичащийся только-только полученным перстнем и поглядывавший на остальных сверху вниз. Даже на старшую сестру, дар которой проснулся позже. Но это не имело значения.

— Это была очень кровавая и грязная история, — сказал Гуннар.

Мальчишка сник, поняв, что больше ничего не узнает. Гуннар снова сунулся в книгу. Описание обряда, и вроде не сильно переврано… Откуда узнал Фридмунд? Неужели они тогда были настолько пьяны?

Возвратившись к отряду после охоты за тем, пожелавшим императорской грамоты, они действительно упились вдрызг. Кому из них пришла идея завалиться к Фридмунду с предложением выпить за душу Орма, сейчас, пожалуй, и не упомнить. А тот созвал остальных мечей из своего отряда, в котором изначально был и Гуннар, и попойка перешла в новую стадию, благо, стояли уже в городе и опасаться было некого.

Скольким успел разболтать Фридмунд потом? Сколько копий у этой книги? И может ли одаренный, прочитав описание, сделанное пустым со слов пустого, восстановить обряд?

— Иде, у тебя есть пергамент и чернила? — спросил Гуннар. — Хочу переписать и показать кое-кому.

— Сейчас, — подхватилась она.

Только не окажется ли, что он пойдет за советом именно к убийце? Гуннар потер лицо руками, пытаясь собрать мысли. Получалось плохо: слишком много всего обрушилось на одну голову. Вдруг он в самом деле свихнулся под пыткой, и происходящее — просто бред?

— Можно спросить? — подал голос мальчишка.

Гуннар кивнул, возвращаясь в реальность.

— Нас не представили… Меня зовут Рерик. Мама говорит, что у меня был брат, который утонул в тот год, когда я родился. Его звали Гуннар…

— Да. Я не утонул. — Голос внезапно сел. — И можешь говорить мне «ты».

— Тогда почему вы… ты не объявился?

А хорошо смотрит мальчишка: глаз не отводит. И не боится. Проще всего сказать — не твое, мол, сопляка, дело. Только ясноглазый пацан ничем этого не заслужил.

— Потому что тогда я считал, что так всем будет лучше.

Рерик нахмурился.

— Не понимаю.

И не поймет. Потому что он, похоже, до сих пор не знал, что такое зависть. И ревность. Пусть подольше не узнает.

— Сейчас это кажется изрядной глупостью. Но я поклялся не возвращаться.

Тогда, очутившийся невесть где, полуголый, без еды, денег и оружия, Гуннар вдосталь хлебнул лиха и до сегодняшнего дня считал, что расплатился за опрометчивость сполна. Теперь становилось понятно, что до конца жизни не расплатится.

— Я всегда мечтал, чтобы ты остался жив. Чтобы у меня был старший брат… раз уж никогда не было отца.

— У таких, как мы, отцов не бывает. — «мы» вырвалось как-то само, надо же, заметил Гуннар и спросил. — Чтобы защищал, учил, и все такое?

Рерик кивнул.

— Ты же совсем меня не знаешь.

— Знал бы, если бы ты объявился. И гордился бы, что ты — настоящий воин. Вы ведь отомстили за того одаренного?

— Отомстили.

Только если бы он объявился сразу, презрев клятву, возненавидел бы не неясный образ без имени и лица, а именно этого парнишку. За то, что забрал внимание матери. За то, что Гуннар бы уезжал в ненавистный пансион, а он бы оставался. За то, что Творец не обделил Рерика даром. Так что, наверное, все действительно к лучшему.

— Ты теперь будешь приезжать домой? — спросил Рерик.

— Вряд ли.

— Тогда можно я буду писать?

— Можно. Только я пока не знаю, где остановлюсь. Пиши пока в лечебницу Эрика для меня, передадут.

А если окажется, что это все же Эрик? Мстить тому, кто спас ему жизнь, Гуннар не сможет. Но и ходить по одним улицам — тоже. Что ж, тогда напишет, когда осядет на новом месте. Парень-то из Солнечного никуда не денется.

— Рерик! — окликнула мать. — Забирай книгу, и пошли.