— Пошлите мальчишку к его степенству Олаву Щедрому, пусть передаст.

На лице хозяйки отразилось сомнение, и Гуннар добавил:

— Ничего крамольного в этом письме нет. Не думаете же вы, что почтенный купец может быть в чем-то замешал?

Замешан он, конечно, мог быть много в чем, поскреби любого торговца — обнаружишь бандита, те, кто не умеет защитить свой товар и свою жизнь, долго не живут. Но внешние приличия блюли строго, вообще говоря, уже то, что Олав сам явился к наемнику вроде Гуннара выходило из ряда вон. Здорово, видать, ему был дорог подручный.

Хозяйка торопливо замотала головой: конечно-конечно, ничего плохого она не думает. Гуннар удовлетворенно кивнул, поднимаясь из-за стола. Подхватил сумку:

— Прощайте. Желать более спокойных постояльцев не буду. Просто чтобы у вас было с чем сравнивать.

Тут же пожалел о сказанном, глупо и мелочно: в конце концов, это ее дом, кого хочет — пускает, кого хочет — гонит. Нет, все-таки как оно все не вовремя: ему бы сейчас не новое жилье искать, а отлеживаться да отсыпаться. И еще поесть, Гуннар только сейчас понял, что вообще не помнит, когда ел в последний раз.

Хорошо хоть, до приличного постоялого двора идти недалеко. Квартал до рыночной площади, к которой в Белокамне вели все улицы, обойти по краю и еще квартал в сторону ворот.

Гуннар жил в «Аисте и короне», когда в первый раз пришел в город. Комнаты чистые, клопов в постелях не водится, еда свежая, а не как в иных местах, где одна и та же похлебка варится в одном и том же котле неделями. Дороговато, правда, но возвращенного хозяйкой задатка на первое время хватит. А там, как в себя придет, найдет у кого угол снять. Добраться бы только: в ушах звенело, и с глазами что-то сделалось, по краю зрения все расплывалось, так что видеть четко Гуннар мог только прямо перед собой. Может, поэтому едва не сбил с ног женщину с мальчишкой лет десяти, вышедших из книжной лавки. Пробормотал извинения, не глядя, шагнул было дальше. Но женщина с неожиданной силой ухватила за рукав, разворачивая.

— Ты?

Гуннар, кое-как восстановив равновесие, посмотрел ей в лицо. Она смотрела, как на ожившего покойника — впрочем, для нее Гуннар таким и был. Он успел подумать, что это, пожалуй, уже чересчур для одного дня, прежде чем звон в ушах заглушил остальные звуки, а темнота все же накрыла мир.

Потом он, кажется, очнулся, вроде куда-то шел, на ком-то повиснув, совершенно ничего не видя. Лестница… да сколько же в этом городе лестниц? А потом все-таки упал больше не в силах пошевелиться.

Во сне он снова был мальчишкой, не старше того, с улицы. Еще до пансиона мама будила его, гладя по голове, перебирая волосы. Она все время была занята какими-то своими, взрослыми, делами, а когда не была занята — читала или вышивала. Но эти утренние мгновения были только его, и он не торопился открывать глаза, нежась под ее прикосновениями. Потом можно было потянуться — чтобы погладили по животу, потрепали, точно щенка, подставившего пузо. Но пока шевелиться не хотелось.

— Что с ним? — пробился сквозь сон встревоженный голос матери.

— Ничего серьезного, госпожа, — ответил женский голос. Знакомый… Иде? Откуда она здесь? И где — здесь?

— Достаточно будет отоспаться и подождать, пока тело восстановится.

— Восстановится после чего?

— Наставник учил, что только сам больной должен решать, кто и сколько может знать о его состоянии. Если, конечно, речь не идет о спасении жизни, но…

— Значит, сейчас речь идет о спасении жизни.

Этот тон он знал, и словно наяву представил взгляд, под которым разом смерзалось нутро.

— Ожоги…

— Довольно! — Он резко сел. Снова закружилась голова — пришлось замереть, соображая, где верх, а где низ. Значит, не приснилось. Твою ж… Он поклялся никогда не возвращаться домой и намеревался клятву сдержать — но надо же было встретиться, за десятки лиг от дома, в чужом огромном городе. — Я здоров.

— Вижу, — усмехнулась мать.

— Не совсем, — сказала Иде. — Но действительно ничего серьезного. Поешь, поспишь, попросишь кого-нибудь подновить плетения, и будешь как новенький.

— Спасибо, — кивнул Гуннар. Огляделся. Маленькая, но чистая комната, две кровати, жаровня в углу у стены. На второй кровати сидел мальчишка. Зыркнул с любопытством, снова уткнулся в книгу. Кажется, ту самую, что держал, выходя из книжной лавки.

— Где…

— В «Аисте и короне», — сказала Иде.

— Сюда было ближе всего, — вмешалась мать. — И оказалось, что в таверне живет целитель.

Гуннар кивнул. Поднялся с кровати, словно не заметив, как потянулась к нему мать, поклонился, четко и выверенно, как учили в пансионе — так должен кланяться младший уважаемому, но не близкому старшему.