Душа предчувствует полёт,Непокаянье омертвляет,А персть во гробе не поётИ от грехов не избавляет.Тоскую, матушка, и ждуИ оправданья, и осуда,И с целым миром не в ладу,И целый век алкаю чуда.Я знаю, это всё искусМоей судьбы витиеватой,Но что соблазн житейских узВ сравненье с маминой утратой?..Всё зримей крестные холмы,Всё легче горсть земных именийИ – страшно! – всё послушней тьмыТаинственных стихотворений.Зачем во мгле родных дворовИль на свету родных преданийВо исполнение даровИскать камения страданий?О, это праздничный законЛюбви: прощать и ждать прощенья!Пусть краток век, но долог он –Весь накануне воскрешенья.
В самолёте
И я лечу.И небо сжато плотноКлубками пара, облака и сна.Несёт меня серебряная лодка,Как в сказке, через горы и леса.А рядом чуть качаются восходы,Чтобы потом повиснуть у землиИ первые из поля вырвать всходы…Ах, небо!Ты мне тоже посулиБыть плодородной, ясной и высокой,Умеренной в морозе и тепле,Уверенной, не очень одинокой,К чему-нибудь пригодной на земле,Покладистой, домашней по-земному,Пусть говорят: «Земное – суета…»Я возвышаюсь, возвращаясь к дому.Я приземляюсь.Дом мой!Высота.
Бальзамин
О родине, о доме – лучшем самом! –Не позабыть: там светит свет живой,И молод мамин голос зазывной,И стены детской столь любимы мной,Что не побелкой пахнут, а бальзамом,А улица, влекущая домой,И ныне умещается во взгляде –От солнышка до вынянченных глин…Ужо цветёт во встречном палисадеКакой-нибудь хороший бальзамин,И пялится лучистое оконцеНаивным склом на солнечный закат,Как будто за день не хватило солнца!И ветр стучит в калитку нараскат.
