– Знаешь, что? – откашлявшись, я повернулась к мистеру Чистюле, методично копошившемуся в карманах своего плаща. – Теперь я буду называть тебя Джонсон. Как тебе?

Он вытащил наружу пачку сигарет, придирчиво оглядел ее, затем распаковал и зачем-то принюхался к показавшимся изнутри желто-коричневым фильтрам.

– Мне все равно, – произнес он, даже не посмотрев в мою сторону.

– Кто бы сомневался… – проворчала я, потуже закутываясь в одеяло. – Типичный Джонсон именно так бы и ответил.

Из-за распахнутой балконной двери в номер просачивался аромат холодной осени. Терпкий, как дорогой черный шоколад и немного прелый, как кучка прошлогодних листьев, размякших под декабрьским сугробом.

Думаю, осень – самое подходящее время для безрассудной любви. Вокруг становится достаточно холодно и одиноко для того, чтобы сломя голову броситься в первые попавшиеся теплые объятия. Поэтому любовь, зародившаяся осенью, обречена нести с собой только боль.

Мистер Чистюля молча дымил на балконе, облокотившись о мокрые перила. Немного приподнявшись над подушкой, я могла разглядеть кусочек его ровной спины и белеющие в темноте густые волосы. Влажный ветер аккуратно трепал их, будто боясь потревожить ледяное безмолвие застывшего под снежным дождем мужчины.

– Мне холодно, – сипло прокричала я, съеживаясь от возобновившейся дрожи. – Не мог бы ты…

Но он опередил меня. Оглушительный звук захлопнутой двери заставил мое тело нервно дернуться в кровати.

Так грубо. Так равнодушно. Так по-Джонсоновски.

Глотая слезы обиды, я уткнулась лицом в подушку, стараясь ничем не выдать своих рыданий. Хотя прекрасно понимала, что ему наплевать. Даже если бы он увидел слезы на моих щеках, то просто сделал бы вид, что ничего не заметил. Уверена в этом…

Он проторчал на балконе больше часа. Тупо курил одну за другой и даже ни разу не обернулся, чтобы проверить, что происходит в спальне за его спиной. Или проверить меня.

Вытерев в рукав фиалковой толстовки мокрые глаза, я потянулась к своему плееру, лежавшему на краю прикроватной тумбы. Сунула в уши потертые наушники, включила музыку погромче и зажмурилась изо всех сил.

Ну же, Софи!.. Ты ведь умная девочка. К чему эти тинейджерские сопли? Ты ведь прекрасно знаешь о том, что этот мир ничуть не похож на глянцевый шарик, каким его изображают на школьном атласе. Он колючий, мерзкий и холодный. Прямо как его чертовы желто-карие глаза.

Здесь выживают только бездушные, сильные и циничные. А слабых и чувствительных давят грязной подошвой как тараканов. Потому что окружающая реальность не заточена под людей, способных любить. Тем более, так жадно, так тупо и внезапно.

Так чего же ты хотела? Чтобы он схватил тебя за руку своими ледяными пальцами? Чтобы погладил твои непослушные волосы? Или прикоснулся обветренными губами к твоей щеке? Господи, да ты чего?..

Я фыркнула себе под нос, размазала слезы по лицу и ощутила, что мне стало немного легче. В ушах доигрывал трек «JoJo – Leave», и я наивно рисовала в своем воображении душещипательные картины того, как я разбиваю мерзкому блондину его ледяное сердце. Как он жалобно глядит мне вслед, протягивая ко мне свои изящные запястья. А я громко смеюсь прямо в его красивое и несчастное лицо. А потом повисаю на шее двухметрового красавчика-старшеклассника (в нашей школе как раз есть подходящий). И вот он подхватывает меня на руки, оттаскивает к своему кабриолету. И мы уезжаем прочь под мягкие басы играющего на повторе трека.

А мистер Чистюля остается под противным дождем. Совсем один. Такой несчастный…

И я, выпрыгивая на ходу из авто, несусь обратно. Запрыгиваю на него с разбега. Запускаю свои пальцы в его блестящие светлые волосы. И обнимаю его так сильно, что слышу, как тихо хрустят его хрупкие косточки.

…Какая же я жалкая! Даже в собственном воображении я не могу сохранить остатки собственного достоинства.

Представляю, как насмешили бы мистера Чистюлю мои унизительные мечты. Как он смеялся бы надо мной, узнав о том, как меня трясет от звуков его голоса. От запаха его мужского одеколона. От его бледного лица.

Как хорошо, что люди до сих пор не научились обмениваться мыслями…

Немного придя в себя, я осторожно приподнялась над постелью и выглянула сквозь стеклянную балконную дверь.

Он все еще торчал снаружи, продолжая курить. Застыл в напряженной позе, полностью растворившись в своих мыслях.

Интересно, о чем он сейчас думает?.. Он кажется таким грустным, таким отчаявшимся в эти мгновения. Как будто кто-то сделал ему очень больно. Как будто он терпеливо страдает, стиснув ровные белые зубы.

А что, если так и есть? Он ведь говорил о том, что я ему кого-то напоминаю. Что, если… Что, если я напоминаю ему именно ее?

Я попыталась вообразить себе эту девушку. Даже если я чем-то похожа на нее, то это сходство явно им преувеличено. Сомневаюсь, что разбить его черствое сердечко смог бы кто-то вроде меня.

У нее определенно должны быть красивые гладкие волосы. Такие же, как у него. Ну, уж точно не хуже. Наверняка она выглядит как гребаная фотомодель. Вряд ли мужчина вроде мистера Чистюли способен так убиваться по голодранке вроде меня.