И коленки у нее точно не торчат острыми треугольниками из-под единственных рваных джинсов. И пахнет от нее не ржавым трейлером, а элитными духами. А на лице – не дешевая черная тушь, подаренная мамой на Рождество, а дорогущая красная помада, длинные наращенные ресницы и блестящие розовые румяна. Те самые, которые я видела на лице у одной модели в подростковом журнале. Кажется, они стоили в районе ста восьмидесяти баксов. А подпись под ними обещала, что «с этим трендовым мейкапом я наверняка не останусь незамеченной в своей тусовке». Ага, это уж точно. Учитывая, что для их покупки мне пришлось бы подрабатывать целый месяц. Думаю, Хелена и Тревор наверняка бы оценили мои сверкающие щеки.

Я вздохнула, подтянула к себе продрогшие ступни и села в постели, обернувшись одеялом.

Нужно срочно отвлечься от всего этого дерьма. Иначе я просто окончательно расклеюсь. И он выставит меня из своего номера вместе с моими опухшими от слез глазами и красным клоунским носом.

Вытащив наушники и швырнув их обратно на тумбу, я потянулась к телеку, висевшему на стене напротив кровати, схватила ладонью пульт и шмыгнула обратно под одеяло.

– В полицейском департаменте заявили, что готовится официальное обращение для журналистов, – пробубнил знакомый голос диктора с новостного канала. – Сессия состоится завтра, в девять часов утра. А пока власти штата напоминают о необходимости проявлять особую бдительность. Помните о том, что любая молодая женщина может оказаться в зоне риска. Если вы заметили что-то подозрительное, незамедлительно свяжитесь с полицией по указанному ниже номеру.

Отвлеченная шумом работающего телека, я не сразу заметила возвращение мистера Чистюли. И поняла, что он стоит рядом со мной только в тот момент, когда мне в нос ударил едкий аромат табака.

– Выключи, – скомандовал он, скользнув мрачным взглядом по широкому экрану.

– Но…

– Я сказал, выключи.

Он сунул в карман брюк полупустую пачку сигарет и сделал шаг ко входной двери, полностью уверенный в том, что я брошусь незамедлительно выполнять его приказ.

– Да пошел ты, – выпалила я, вызывающе глядя в его аккуратно подстриженный затылок. – Я тебе не ручная собачка, понял?

Мне стало так страшно, как в тот раз, когда директор младшей школы предложила мне выступить в актовом зале перед старшеклассниками. Я должна была рассказать им со сцены, как мы все гордимся ими и как рассчитываем на то, что они станут достойными членами нашего американского общества.

Я была спокойна, пока наш желтый автобус тащился по шоссе к зданию старшей школы. Спокойна, когда шла вместе с толпой одноклассниц по широким школьным коридорам. И даже тогда, когда уселась на пустующее мягкое кресло в огромном, ярко освещенном зале, забитом незнакомыми людьми.

Но стоило ведущему произнести дьявольскую фразу: «А сейчас напутственную речь произнесет ученица младшей школы Софи Доусон», как все спокойствие тут же куда-то улетучилось. У меня резко заболел живот, а перед глазами поплыли темные пятна. На плохо гнущихся ногах я кое-как добралась до сцены, чудом не свалившись на полированных ступенях.

И едва не шлепнулась в обморок, когда учительница протянула мне большой черный микрофон. Что было дальше, я помню очень плохо. Но зато отлично припоминаю, как меня потом весь вечер рвало от перенесенного стресса.

Не заставляйте своих детей выступать перед огромной толпой, если они боятся сцены.

Мы все разные и каждый из нас заслуживает право на личный комфорт. Не нужно пытаться переделывать людей и перекраивать их под собственные нужды. Пусть трусливый остается трусом, робкий – робким, а молчаливый – тихоней. Если бы этот мир нуждался в ином, эти люди изначально родились бы другими. Суть в том, что вселенная не просит ее переделывать. Она создает именно то, что ей необходимо. И не нам судить о том, кто и каким должен здесь быть. Нашей реальности чуждо совершенство. Настоящий человек – это сплошная масса изъянов.

Конец ознакомительного фрагмента.