— Но адвокат этого не допустит!

— Кто, Суин? Да он со слепым котенком не справится, не то что с тремя закусившими удила дочерьми Кодуорти.

— Но все они планируют уехать из Англии максимум через несколько дней, — резонно заметил Генри. — Не оставят же они дом без присмотра?

— Помяните мои слова, — угрюмо произнесла Долли, — они найдут в деревне какую-нибудь женщину, чтобы та присматривала за домом. Они пойдут на все, лишь бы избавиться от меня.

— Но, Долли, — пыталась протестовать Эмми, — они же все замужем и живут за границей…

— О, это очень старая история. Началась она еще в войну, еще до гибели Чарли. Когда Крис… — Долли на мгновение запнулась. — Крис тогда было очень нелегко. Она… ну как бы… не в себе была. Чарли погиб, девочек пришлось эвакуировать в Канаду. Она осталась одна-одинешенька, ну и попросила меня помочь. Я сделала для нее все, что смогла. А когда война кончилась и они вернулись домой, то узнали, что мы с Крис живем здесь. Вот тогда-то они и решили выставить меня отсюда. Обвинили меня в том, что я настраиваю мать против них, ну и в другой подобной ерунде. Вот чего они действительно боялись, так это того, что я смогу каким-то образом заполучить причитавшиеся им денежки. Даже узнав о завещании Чарли, они не оставили попыток избавиться от меня. «Долли плохо влияет на маму. Долли нельзя доверять хозяйство. Мама должна выгнать Долли». — Она имитировала голос Примроуз с пугающей точностью и сходством. — Они долгие годы ждали этого момента. Вот увидите, что будет завтра. Так оно и случится.

Молчание, воцарившееся после печальных откровений Долли, нарушил телефонный звонок. Трубку сняли почти сразу. Чак, сидевший в библиотеке, очевидно, ждал этого звонка. Через несколько минут он появился в гостиной, лицо его выражало смятение, близкое к отчаянию. После недолгих расспросов Эмми удалось выведать подоплеку страданий мистера Суошгеймера.

Выяснилось: после долгих мытарств Чак смог дозвониться до отдела заказов билетов Британских железных дорог и отменить броню на вечерний паром из Дувра в Дюнкерк. Поскольку по воскресеньям лондонское отделение не работало, Чаку пришлось дозваниваться непосредственно в Дувр, чтобы аннулировать ранее сделанный заказ. Не успел он положить трубку, как телефон зазвонил снова — ему передали срочную телеграмму из Парижа. В ней сообщалось, что он срочно должен прибыть на совещание в парижском офисе компании, назначенное на одиннадцать утра в понедельник. Этот новый поворот событий настолько обескуражил Чарлза Суошгеймера, что тот, пошатываясь, вошел в гостиную, наперекор всему свято веря, что там, где есть женщины (разумеется, исключая его жену), всегда найдется секретарша.

Его подсознательное предчувствие оказалось верным. Долли, недовольно фыркнув, вышла из комнаты; Генри, осознавая свою полную некомпетентность в данном вопросе, ускользнул вслед за ней. Осталась одна Эмми, которая с честью приняла брошенный вызов.

Первым делом она спросила Чака, так ли уж обязательно его личное присутствие на том совещании. Вмиг просветлев, тот ответил, что, если его сын Уоррен успел вернуться в Париж из Милана, он вполне сможет его заменить.

В отделанном крокодиловой кожей ежедневнике Чака Эмми нашла номер парижской квартиры Уоррена Суошгеймера и позвонила туда. Дворецкий-англичанин гробовым голосом сообщил, что мистер Суошгеймер все еще за границей и вернется не раньше чем на следующей неделе.

Чак снова впал в уныние. В таком случае, сказал он, ему придется отправляться на совещание, и как, черт возьми, все заново бронировать… Эмми прервала его слезливый монолог и предложила оставить «роллс-ройс» Дэффодил, а ему нынче же вечером вылететь в Париж. Эта мысль чрезвычайно ему понравилась.

Когда Эмми забронировала ему место на вечерний рейс до Парижа, договорилась, что лимузин с шофером будет ждать его в аэропорту Орли, дозвонилась в отель «Крийон» и подтвердила, что Чака уже ждет его любимый номер с доставкой ужина, Суошгеймер-старший окончательно вернулся к жизни. Его самоуверенный вид говорил о том, что магнат снова обрел под ногами почву. Однако он немного сник, когда Эмми сказала ему, что он сам должен проинформировать Дэффодил о том, что планы его изменились. Это, по ее мнению, никак не входит в обязанности секретаря. Чак согласился и с несколько обреченным видом зашагал наверх.

Оставшись одна, Эмми отправилась на поиски Генри и вскоре нашла его в библиотеке. Он сидел за столом покойного лорда Бэллока и изучал содержимое ящиков.

— Генри, тебе не кажется, что это бестактно? — спросила она, заметно нервничая.

— Долли мне разрешила, — ответил он, продолжая копаться в пыльных бумагах. — Пока еще она здесь хозяйка.

— Нашел что-нибудь интересное?

— Пока нет. Тут практически одни счета тридцатилетней давности. Из магазинов, от врачей, портных и так далее. Как это ни странно, все без исключения документы на дом — здесь, начиная с эскизных набросков архитектора и заканчивая счетами за зеркальный потолок в нашей спальне и за фонтан-саксофон. Впечатляет, ничего не скажешь.

Генри передал ей выцветший чертеж-кальку. На нем, помимо поэтажного плана, красовался рисунок, отражавший идею художника, каким должен быть законченный дом. Он смотрелся куда изящнее и импозантнее, чем нынешнее изрядно обветшавшее строение. Надпись, сделанная внизу чертежным шрифтом, гласила: «Фокс-Трот, Пламли-Грин, Суррей. Оригинальный проект, выполненный по заказу леди Бэллок Дэвидом Арбутнот-Джонсом и Компанией». В том же ящике лежали эскизы зеркальной шахматной доски и каменного саксофона с небрежной подписью: «Для дворца Кристэл от ее верного Губерта». На всех счетах стоял адрес лондонского дома леди Бэллок на Баркман-сквер.

Единственным, что могло представлять интерес помимо документов на дом, были несколько альбомов с газетными вырезками. Заботливая рука секретаря тщательно отбирала статьи и фотографии, которые потом аккуратно наклеивала в альбомы в хронологическом порядке. Первый из альбомов датировался серединой двадцатых годов.

Самые ранние вырезки касались «деяний» Чарлза Кодуорти на коммерческом поприще и его выступлений. «Мистер Чарлз Кодуорти, глава гигантского концерна, производящего бытовую технику, сегодня в своей речи предсказал весьма серьезное падение американского фондового рынка и предупредил, что нельзя легкомысленно полагаться на бумажные биржевые прибыли», — пророчески гласила статья, относящаяся к 1923 году. Фамилия Кодуорти упоминалась также петитом в списках гостей различных светских мероприятий.