Людей, подумал Генри, просто так не убивают. Он любил повторять, что убийства всегда совершают либо из-за любви, либо из-за денег. В случае Хелен денежным мотивом, казалось, можно было пренебречь. Что касается любви — Хелен любила женатого мужчину. Генри задумался над тем, какой вид в данном случае могло принять crimt passionelle [10] . Любовник мог убить ее по нескольким причинам: она не была ему верна, она стала обузой для него, или ее существование угрожало браку, который он желал сохранить. Его жена могла убить Хелен из ревности. Другая женщина, также желавшая любовника Хелен, тоже могла от нее избавиться. Все эти предположения казались Генри не в меру мелодраматичными, и все они выглядели неубедительно в свете одного неопровержимого факта: Хелен Пэнкгерст жила и умерла девственницей.

Среди множества известных ему фактов скрывалась не только правда, но и доказательство чьей-то вины. Генри в этом не сомневался. Где-то скрывалось подтверждение того, что подсказывала ему интуиция. Был только один способ это найти. Трудный способ. Вернуться к фактам. Проанализировать их. Разложить по полочкам. Соотнести все по времени. Генри потянулся за записной книжкой, но не воспользовался ею. Усталость, тепло и плотный обед одолели его.

Дважды Генри распахивал глаза и выпрямлялся, чувствуя, что ручка вот-вот выпадет из пальцев. В третий раз сон оказался сильнее, и произошло то же, что и по утрам, когда Генри не хотелось вставать на работу. Ему снились очень реалистичные сны о том, как он выключает будильник, встает, бреется, одевается… и он просыпался, осознавая, что все еще лежит в кровати.

Вот и теперь, пока Генри тихо сопел во сне, его подсознание продолжало работать, делая точные и глубокие заметки в записной книжке. Его сонному разуму показалось, что он почти раскрыл дело, когда написал «у герцогини Бейсингстокской есть гепард» и словосочетание «Хили — Хелен — Черт», которое он повторил несколько раз, как будто оно имело какой-то особый метафизический смысл. Он совершенно не был удивлен, когда, подняв глаза, обнаружил, что в комнату вошла сама Хелен Пэнкгерст и стоит у камина в своем пушистом белом свитере и серой юбке.

— А вот и вы, — несколько обиженно поприветствовал он ее, — давно пора.

— Ваша беда в том, что вы не видите того, что у вас прямо под носом, — резко бросила Хелен.

— Не надо меня упрекать.

— Но это же так просто. Не могу поверить, что вы не заметили.

— Перестаньте умничать, — раздраженно сказал Генри. — Вам-то хорошо. Вы мертвы.

— Если вы собираетесь мне хамить, я уйду.

— Нет… Не уходите… Скажите мне. Пожалуйста, скажите.

Но Хелен уже шла к двери. Генри попытался встать и догнать ее, но во сне его ноги будто налились свинцом, и он не мог сделать ни шага.

— Хелен! — закричал он. — Хелен!..

— Что случилось, Генри? — В дверях появилась Эмми с чайным подносом в руках.

На диване в полумраке комнаты Генри дернулся во сне и пробормотал:

— Хелен… Хелен.

— Ну же, старина. Просыпайся, — решительно сказала Эмми и включила свет. Генри медленно выпрямился, протирая глаза.

— Наверное, не заметил, как заснул, — смущенно пробормотал он.

— Хуже, — усмехнулась Эмми, — ты разговаривал во сне. Кто эта Хелен, кстати? Я уже начинаю что-то подозревать.

Генри не улыбнулся.

— Девушка, которую убили, — ответил он. — Мне она только что снилась… Такой реалистичный сон, и… кажется, она теряет терпение из-за того, что я чего-то не замечаю.

— Ты слишком много думаешь об этом деле, — с напускной небрежностью сказала Эмми. — Из-за того, что Ронни имеет к этому отношение, и прочего. И ты съел слишком много камамбера за обедом. Ты же знаешь, что от него тебе снятся кошмары.

— Да, видимо, в этом дело, — ответил Генри. Но он не мог забыть образ Хелен. Генри был не из тех, кто считает, будто обладает особыми способностями вроде ясновидения, но что-то, какое-то смутное чувство подсказывало ему: сейчас подсказать что-то может только Хелен. Хелен… ее личность, ее одежда, ее кабинет, ее квартира…

Генри вынул из кармана неоконченное письмо, найденное на столе Хелен. Он развернул его и перечитал, не столько надеясь заметить что-нибудь новое, сколько полагая, что почерк убитой поможет ему лучше ее понять. Он перечитал письмо, бездумно перевернул лист и взглянул на листок бумаги, приколотый к первому булавкой.

Когда Эмми вернулась, Генри сидел без движения и, побледнев, не мигая, смотрел на листок бумаги в своих руках. Как он позже признавал, это было самое таинственное переживание в его жизни, и на какое-то время он был совершенно оглушен. На листке бумаги, который в пятницу вечером был абсолютно чист, тем же почерком через весь лист были выведены слова: «Видишь, что я имею в виду?»

Через несколько минут, когда Эмми ушла за ужином, Генри поднял голову и произнес:

— Да, Хелен, вижу.

В понедельник утром Генри направился в Скотленд-Ярд, где передал письмо Хелен вместе с загадочным приложением экспертам-графологам. Потом он позвонил в редакцию и договорился с Терезой о встрече. Вслед за этим Генри связался с Парижем и долго беседовал с одним из коллег в Сюрте. Французский детектив, который к тому же был другом Генри, весьма заинтересовался информацией и пообещал, что расследует дело и со своей стороны. Кроме того, он согласился купить некий небольшой предмет и переправить его в Лондон.