Все ясно, кстати, сейчас стало не только мне. Не только для меня чувства и эмоции Николетты оказались как на ладони, но и мои догадки и понимание, зеркально, стали понятны ей. Николетта в момент этого осознания замерла, изо всех сил пытаясь сохранить хотя бы внешнюю невозмутимость.

Так мы и стояли несколько секунд, глядя друг другу в глаза. Николетта уже привычно покраснела, засмущавшись и желая провалиться под землю. Я же, развернувшись от самой двери выбранной комнаты, в несколько шагов приблизился к девушке и взял ее за руку.

— Все будет хорошо. Верь мне.

Николетта, желая верить, посмотрела на меня своим удивительным чистым и наивным взглядом маленькой девочки, вдруг оказавшейся в большом и враждебном мире.

— Просто тебе нужно немного потерпеть, и вжух — все наладится. Подожди несколько месяцев, Драго вернется и все у тебя, у вас, будет хорошо.

Огромные глаза Николетты повлажнели, она шмыгнула носом и закрыла глаза в попытке сдержать слезы. Я притянул девушку к себе и обнял, давая ей немного времени и возможности впервые, наверное с самого момента смерти Драго, полностью дать волю эмоциям.

«Рано ей еще в таких играх участвовать» — подсказал ко случаю внутренний голос.

Конечно рано. Впрочем, эту игру она для себя не выбирала. Как и жертвенный алтарь.

— Все, я в порядке, — шепнула Николетта примерно через минуту.

Чуть отстранившись, я дал возможность девушке вытереть глаза от слез. И в этот момент не удержался и поморщился — потому что в виски в очередной раз ударила волна приступа боли. Последствия битвы на арене, когда я вышел за предел не только человеческих, но и далеко за предел собственных возможностей, отпускать меня не хотели.

Справившись с приступом боли, я собирался было развернуться и направиться все же в пустующую спальню. Но Николетта внимательно посмотрела на меня, и удержала. Заставив остановиться, она положила руки мне на виски, сосредоточилась и зажмурилась.

Кожу в месте ее касаний захолодило, и тяжесть головной боли вдруг ушла. Просто исчезла, как не было.

— А… это как? — удивился я, прислушиваясь к ощущениям.

— Не знаю, — пожала плечами Николетта. — У Драго после установки тринадцатого протокола постоянно болела голова, я всегда ему так делала.

— Спасибо.

— Обращайся.

Кивнув, я наконец направился в спальню.

Следом за мной зашли Валера и Чумба. Оба они все это время просто молча стояли в ожидании и делали вид, что на нас с Николеттой не смотрят. Но Чумба при этом молчал, будучи совершенно индифферентен к происходящему; Валера же наоборот, буквально горел любопытством участия. Но тоже молчал, молодец какой.

— Можно? — сделала шаг через порог Николетта.

«Можно Машку за ляжку», — моментально подсказал внутренний голос.

Николетта моментально стала полностью пунцовой. И вновь меня тронуло ее теплыми эмоциями узнавания — ведь те же самые слова, тот же самый невольный импульс мысли, она впервые слышала от Драго.

— Заходи, — показал я Николетте жестом, что проблем нет, и она прикрыла за собой дверь. Оставшись у порога, девушка внимательно наблюдала, как я сбросил с кровати одеяло и подушки, оставив только простынь на матрасе.

По ходу моих действий молчаливое удивление Валеры еще более усилилось, да и Николетта не понимала, что происходит. Один только Чумба по-прежнему сохранял спокойствие. Он был в курсе моих планов и своих перспектив — мы все это обсуждали и планировали в тот момент, когда я вел переговоры с кровавым мечом.

По моему жесту Чумба прошел вперед, и лег на кровать, на спину. Футляр от виолончели бурбон положил на грудь, крепко прижав к себе, оберегая ценный груз.

Я же простер над Чумбой руку и сосредоточился, закрыв глаза. Окружающее я теперь наблюдал с помощью внутреннего радара. Правую руку я так и держал вытянутой над кроватью с Чумбой, левую же опустил в карман и сжал коготь бурбона, настраиваясь на создание ментальной связи.

Сейчас мне нужно было придумать слово-импульс, который пробудит Чумбу из состояния спячки. И сделать это, полностью сохраняя контакт с бурбоном. При этом держать устойчивую ментальную связь — пусть и через коготь, сейчас мне оказалось непросто. В Инферно все это происходило гораздо легче.

Поэтому, чувствуя, как от напряжения заплетается сознание, я мысленным импульсом направил в память Чумбы первое всплывшее в сознании слово-приказ к пробуждению.

«Флюгегехаймен?» — почувствовал я негромким эхом отзвук удивления и Валеры, и Николетты.

Силуэт Чумбы перед моим взором между тем поблек, потеряв краски. Бурбон, как мы и договаривались, впал в летаргию спячки. Подавая признаков жизни теперь не больше, чем кровавый меч в футляре. И из этого состояния мой мысленный импульс в виде слова «Флюгегехаймен» его и должен был вывести. По плану должен был.