Шрифт:
Ну ещё пять минут. Пять минуточек. Всего пять! Ночь, миленькая, не хочу, чтобы ты заканчивалась. Утро разлучит нас, а когда его снова занесет ко мне в постель попутным ветром, даже тролль из табакерки не знает. Той самой, что стоит на верхней полочке углового стеллажа напоминанием про Восьмое Марта семилетней давности. Глупый подарок… Так я подумала, когда раскрыла коробочку с огромным магазинным бантом.
— Не нравится?
Наверное, выражение лица у меня было таким же, как у управдома из «Бриллиантовой руки» — очень красноречивое.
Игорь даже покраснел и выдал шепотом какое-то совсем уж детское объяснение неординарности нынешнего подарка: помнишь, в прошлый раз я нашел на полу брошенную твоим племянником книжку? Помню. И что из того?
— Эврика! Подумал, ну сколько можно нижнее белье и шарфики дарить… Это еще хуже мужских носков на двадцать третье февраля!
— Почему же именно тролль?
Еле удержалась! Очень хотелось сказать, что в сказке фигурировала жирная крыса. Та самая, которая не желала пропускать стойкого оловянного солдатика без паспорта. Вышел бы подарок с подтекстом, и я бы не спрашивала, почему крыса? Почему жирная? Да потому что я — баба!
Хотя на такого рода подарок Игорь бы не решился. И дело даже не в том, что я никого не была полной. Просто в доме и тогда и сейчас живет другая живность — собака.
— Ну не балерину же из бумаги дарить и не оловянное сердце.
Сердце он мне не подарил — очень так, скажу, расчетливо ходит который год у меня в любовниках, не беря на себя никакой ответственности, кроме одной — не осчастливить меня приплодом. Такие первоапрельские шутки у нас не прокатывают. На Новый год я предпочитаю получать в подарок кусок мыла ручной работы. Хотя мои мужчины почему-то прикладывают к подарку еще и веревку. Не чтобы хомут из нее сделала, а чтобы намылила… Вот я всегда и намыливалась в свободную жизнь аккурат под бой курантов. Почему-то все мои расставания происходили сразу после Нового года… Так что враки это, что с кем встретишь год, с тем и проведешь. Или я — то самое злостное исключение из правил. Вот с Игорем ни одного боя курантов не слушала, а сплю с ним пятнадцатый год.
— Тролль злой… — выдала я семь лет назад, пряча глаза.
Злилась не на подарок, а на него. Тролль влез в тот короткий период, когда я думала, что Игорь сделает мне предложение. Верила. Хотела. Да, когда-то давно я просто хотела замуж, а меня не звали. Потом поняла, что хочу выйти именно за него. Прекрасно понимая при этом, что не пара ему и что упакованный мужик никогда не женится на старой полунищей любовнице. Никогда. И это нормально. Мама была права:
— Уходи от него сама. Не жди, когда он тебя бросит.
Ушла сама. Впустила обратно тоже сама. Только бы мама не узнала. Мне тридцать пять, а до сих пор стыдно за неустроенную личную жизнь, которую я устраивать больше уже и не хочу. Совсем. Перегорело. Желание выйти замуж. Даже за него. Зато другое с ним пока не перегорело. Жду. И пока ловлю удачу за хвост. Или Игоря… Ну, тоже за х… вост.
И его тролля не выкинула, потому что верю в сказки. Дура великовозрастная, скажете. Что ж… Какая есть… Испугалась. И все эти годы осторожно протираю с коробочки пыль, никогда ее не открывая. Береженого, как говорится… Особенно поздней осенью. В ноябре не стоит призывать силы тьмы, они без всякого приглашения сами лезут в окна при звуке будильника.
Вчера, впрочем, я его не включила. Этим утром будильник без надобности. Игорь всегда уходит рано, стараясь не разбудить хозяйку постели. И будит…
Не умеют мужики ходить тихо. Только уходить молча умеют, не говоря, придут еще раз или этот был последним.
Игорь все пятнадцать лет возвращается. Почему на шестнадцатом году должен забыть дорогу в мой дом? Да потому что ему скоро сорок, а мне уже тридцать пять. Сколько можно? Когда-то же мы должны наконец расстаться окончательно. После Нового года? После прошлого не получилось. Впрочем, год был високосным. Там других проблем хватило с лихвой — с собакой, первая операция на глаза. Грядет вторая…
— Сейчас, Грета, сейчас… Только папочку твоего растолкаю.
Эта собака действительно мне как дочка. От Игоря. Зря папочка от нее отказался. Профукал пятнадцать лет счастья!
Что-то я раньше него проснулась — старость? Или… Который вообще час? Грета рано не встает. Ее труднее вытянуть с подстилки, чем ребенка в школу! Ну, по словам родителей — у меня-то детей нет, кроме Греты, но она уже старушка…
— Игорь, девятый час! — ахнула я, дотянувшись до лежащего на полу телефона.
Своего. Его лежал в кармане висящего на спинке стула пиджака.
Он не подскочил — даже глаз не открыл, хоть и заворочался. Я наклонилась к нему и…
— Игорь?
Опустила ладонь ему на лоб. Ну понятно, чего мне подле него было этой ночью так тепло!
— Игорь! — я затрясла его за плечи. — У тебя температура!
Не просыпается! Помирать тут собрался? Ведь всем известно, что от насморка и до кончины краток путь у любого мужчины.
Это он придумал, чтобы остаться у меня, да?