К моему ужасу, попытавшись добраться до двери, я не смогла этого сделать. Мои ноги не хотели меня слушаться. Медленно и неуверенно, словно не в силах решить, куда им идти, они передвигались фут за футом. Не желая смириться с тем, что ноги больше мне не подчиняются, я попыталась ускорить движение, поднимая руками по очереди одну ногу за другой.

Флоринду, похоже, не интересовало, что со мной творится. А я, с глазами полными слез отчаяния и жалости к себе, стояла, приросшая к месту. Мои губы сложились в слово помоги, но с них не сорвался ни один звук.

— В чем дело? — спросила она, взяв меня за руку и мягко потянув вниз, на пол. Она сняла с меня толстые шерстяные носки и принялась осматривать мои ноги; теперь у нее был по-настоящему встревоженный вид. Я хотела пояснить, что не могу двигаться из-за того, что мои душевные силы на исходе. Но как я ни старалась, я не могла облечь свои мысли в слова. Изо всех сил пытаясь выжать из себя хоть один звук, я заметила, что у меня что-то неладно со зрением: мои глаза не могли больше сфокусироваться на предметах. Лицо Флоринды оставалось смазанным и расплывчатым, как бы я ни щурила глаза и как бы близко я к нему ни придвигалась.

— Я знаю, что с тобой, — прошептала мне Флоринда на ухо. — Тебе надо пойти в уборную. Сделай это! Пожелай оказаться там!

Я усердно закивала. Я знала, что действительно сновижу-наяву, или, вернее, что я живу в иной реальности, которая еще не вполне мне принадлежит, но к которой я получила доступ через этих людей. Потом я почувствовала себя необъяснимо легко. И внезапно я оказалась в уборной, причем не в уборной из сна, а в самой настоящей.

Довольно долгое время я проверяла все, что меня окружало, чтобы убедиться, было ли оно реальным. Оно было.

А потом, сама не знаю как, я снова оказалась в комнате. Флоринда сказала что-то лестное о моей способности к сновидению. Я почти не обратила внимания на ее замечания, потому что меня отвлекла стопка одеял, сложенных у стены. Я не заметила их при пробуждении, но была уверена, что видела их прежде.

Мое непринужденное состояние быстро испарилось, когда я попыталась припомнить, где видела эти одеяла. Тревога нарастала. Я уже не знала, нахожусь ли я все еще в доме, в который приехала этим вечером с Исидоро Балтасаром, или уже в каком-то ином месте.

— Чья это комната? — спросила я. — И кто укутал меня во все эти одежды? — Мой собственный голос ужаснул меня.

Флоринда погладила меня по волосам и тихим голосом добродушно сказала, что на какое-то время это моя комната. И что это она меня укутала, чтобы я не замерзла. Она пояснила, что пустыня обманчива, особенно по ночам.

Она смотрела на меня с загадочным выражением так, словно намекала еще на что-то. И это меня тревожило. потому что в ее словах я не находила никакой подсказки. Мои мысли блуждали без всякой цели. Ключевым словом, как я решила, была пустыня, Я не знала, что пристанище ведьм находилось в пустыне. Мы прибыли сюда таким кружным путем, что я не могла точно определить, где этот дом находится.

— Чей это дом, Флоринда? — спросила я.

В ней, казалось, происходила какая-то внутренняя борьба, выражение ее лица менялось несколько раз от задумчивого к встревоженному. — Ты у себя дома, — наконец сказала она глубоким от волнения голосом. Не успела я ей напомнить, что она не ответила на мой вопрос, как она жестом велела мне помолчать и показала пальцем на дверь.

Снаружи во тьме что-то прошелестело. Это мог быть ветер и листва, но я знала, что это ни то, ни другое. Это был успокаивающий, знакомый звук; он напомнил мне пикник. И особенно он воскресил в памяти слова Мариано Аурелиано: — Я пригоню тебя ветром, как пригонял других, к тому единственному, кто теперь держит миф в своих руках.

Эти слова зазвенели в моих ушах; я обернулась посмотреть, не вошел ли сейчас в комнату Мариано Аурелиано, и не произносит ли он сейчас эти слова во весь голос.

Флоринда кивнула. Она прочла мои мысли. И ее не отпускавшие меня глаза заставляли меня признать, что я правильно поняла его утверждение. На пикнике я не особенно задумывалась над его словами; они звучали слишком нелепо. Теперь же мне стало так любопытно узнать, кто были эти «другие», что я не могла позволить, чтобы эта тема угасла.

— Исидоро Балтасар говорил о каких-то людях, работающих вместе с ним, — осторожно начала я. — Он сказал, что они были доверены его попечению, и оказывать им помощь — это его священный долг. Это те люди, которых... принесло к нему ветром? — неуверенно спросила я.

Флоринда утвердительно кивнула головой, легкая улыбка искривила ее губы, словно она сочла забавным мое нежелание упоминать слова принесло ветром. — Это те, кого старый нагваль пригнал ветром к новому нагвалю; все это женщины, и они похожи на тебя.