Шрифт:
– Ребята, - всхлипнул Чучо, - меня уволят.
Петя потрепал его по щеке:
– Эка невидаль! Мы тебя усыновим! Как сына полка...
Вообще-то время в гнезде своем имеет странные свойства. Оно явно относительно! То сжимается до неизмеримых величин, то растягивается беспредельно. В нашем случае оно, конечно, здорово ужалось. Глазом не успели моргнуть, как услыхали Олин голос:
– Петр, плати!
Петя, поперхнувшись красным вином "Христова кровь", кое-как сполз с табурета.
– Ке паса, ми амор?
– удивился он по-испански.
– За что платить?
– Я выбрала гарнитур - кольцо и серьги.
– Ах, ми амор!
– раскинул Петя руки.
– Ты еще не знаешь - здесь все даром!
– Надо же, какая свинья, - тихо сказала Оля.
– Плати, барбос.
– Все гратис! Даром!
– упорствовал Петя.
– Здесь угощают! Бери - и носи на здоровье.
– Ошизел!
– резюмировала Оля, мило улыбнувшись Чучо.
– Сеньора!
– сказал он, падая головой на стойку бара.
– Все гратис!
– Это сумасшедший дом!
– говорила Оля, таща нас к выходу.
– Не нужны мне никакие гарнитуры - только бы в полицию не угодить.
– Друзья!
– кричал нам вслед Чучо.
– Вернитесь, еще кое-что осталось!
Столик мы купили за углом. Как только я увидел его, понял, что он создан для Оли. Он был каменный, но напоминал Пятое солнце. В глубинах ониксовой столешницы был целый мир. Там что-то поблескивало, перетекало, пульсировало, струилось и заворачивалось спиралью. Это было окаменевшее время.
– Оникс повышает сопротивляемость организма, - наукообразно заметил продавец.
– У моей мамули сопротивляемость - дай Бог каждому, - брякнул Петя, но осекся, глянув на Олю.
Было очевидно, что столик тронул ее душу. Энергия оникса проникла до таких глубин, которых не смогли достичь рубины и бриллианты. Такое, поверьте, бывает в жизни.
– Я буду пить за ним свой утренний кофе, - сказала Оля.
– Мамуля, а мне разочек дашь попить?
– подлизывался Петя.
– Барбосам место под столом, - заметила Оля беззлобно.
– Неси аккуратненько!
Петя, подобно атланту, взвалил ониксовый стол на плечи. Оля страховала сбоку. А я шел позади, имея в виду подхватить в случае чего набравшегося атланта.
– Стол есть, - сказал он.
– Пора и пожрать!
И в этом был, конечно, глубокий смысл.
Мне не хотелось, чтобы читатель думал, будто речь здесь идет о русских забулдыгах. Это не так. Как говорится, не генеральный момент во взаимоотношениях с действительностью. Но когда эта действительность, эта реальная жизнь чрезмерно отягощает, хочется разделить ее тяготы, по меньшей мере на троих. Случается! Простите - случается.
ПОК-ЧУК И ПРОЧЕЕ СВИНСТВО
В ресторане "Мой старик" было чрезвычайно уютно. Что-то откуда-то свисало, где-то журчало, мягко освещало и даже порхало над нашими головами.
Первое, что нам подали, - это небольшие пуховые подушки.
– Чтобы отдыхали ваши уважаемые ноги, - сказал официант с полупоклоном.
Мы скинули сандалии и возложили ноги.
– Нет, братцы, моя голова уважаемей ног, - сказал Петя, пристраивая подушку на столе.
– Простите, это вы говорите на португальском?
– спросил официант.
– Вообще-то на русском, - ответил Петя.
– Только, когда мы поддавши, он звучит, как португальский.
– Так вы русские?
– приятно поразился официант.
– А знаете, как меня зовут? Ленин Иван!
– Елки-палки!
– Петя тяжело привстал и запел вышедший из употребления, но до боли родной гимн.
Ленин Иван выслушал его с большим почтением.
– Я принесу вам лучшую еду полуострова Юкатан!
– сказал он, смахивая счастливые слезы.
Исполнив гимн, Петя разом ослаб и задремал, устроив уважаемую свою голову на пуховой подушке.
– Ну вот какое свинство!
– сказала Оля довольно, впрочем, дружелюбно. Будите его, будите, а то храпеть начнет.
Я потрепал Петино ухо, приговаривая:
– Не спи, не спи. Не предавайся сну!
– Ты вечности заложник, у времени в плену!
– с выражением добавила Оля.
– Кстати, о времени, - сказал я.
– Понимаю, что это не слишком деликатно, но меж друзей возможно. Сколько вам стукнуло?
– Двадцать девять, - мило улыбнулась Оля.
– Конечно, если считать по венерианскому календарю - 584 дня в году.