Гримберт привык к тому, что в шатрах пахнет миррой, сандалом и ароматическими маслами, которые слуги заблаговременно разжигают в курильницах. Иногда еще гашишем, вином и медом от арабских сладостей, к которым был неравнодушен отец. Посторонние запахи в маркграфский шатер не допускались, несмотря на то, что шлюзами он оборудован не был, для этой цели имелись слуги и специальный распорядитель, надзирающий за протоколом даже во время боевого похода. Нечего и думать было проникнуть внутрь, будучи одетым неподобающим образом или испуская телесные зловония любого свойства.

Как-то раз, говорят, отцовские слуги не пропустили внутрь походного маркграфского шатра самого Магнебода – за то, что тот заявился, будучи одетым в пропотевший рыцарский гамбезон. Оплошность старого рыцаря была понятной – он явился прямиком с поля боя. В ту пору шло как раз одно из завершающих сражений в цепи битв, ставших известных как Проклятая Мельница, Магнебод потерял пяток верных рыцарей на минном поле, вдобавок его правый фланг крыли беглым огнем еретические полевые орудия, причиняя изрядное опустошение в рядах наступавших. Впавший в бешенство Магнебод, пытавшийся получить у маркграфа резервы и тем исправить свое отчаянное положение на поле боя, выхватил лайтер и превратил в пепел пятерых излишне настойчивых слуг разом.

– Виноват, - отозвался отдышливый толстяк, все еще невидимый в темноте, - Кажется, у меня селезенка протекла. Никак не могу законопатить чертову щель, вар ее совершенно не берет. Может, если гусиным жиром… Что до мальчишки, любезный Бальдульф, я думаю, вы же сами и виноваты. Приложили его своей ручищей, точно забойщик колотушкой, а это отрок, не годовалый бычок, вот у него мозговые жилы и полопались от сотрясения. Не удивлюсь, если у него пойдет ушами кровь и он издохнет прямо тут, у нас на глазах.

– Ударил бы сам, раз ученый! – огрызнулся его собеседник, - Ах да, я забыл, для этого тебе требовалось по меньшей мере очутиться рядом, вот только грузовые телеги, способные выдержать твой вес, вязнут в глубоком снегу!..

Толстяк обиженно засопел, но возразить не успел.

– Он точно помрет, пока вы спорите, - голос вмешавшегося в перебранку был негромким, но звучным и обладал странной мелодичностью, свойственной скорее музыкальной шкатулке, чем мужчине, - К слову, выглядит он на удивление сносно. Да, оглушен и порядком изморожен, но отнюдь не смертельно. Что скажете, моя дорогая?

К удивлению Гримберта, ответила ему женщина.

– Фенотип как будто в пределах нормы, - сухо произнесла она, - Два глаза, череп не деформирован, пальцев не больше положенного. Неплохо. Я бы сказала, даже удивительно для мест, в которых даже баронские дети частенько щеголяют жабрами или лишней парой глаз.

Если его кровь так же чиста, как и его кожа…

– Ваше мнение, госпожа блудница?

– Двести денье серебром, - спокойно произнесла женщина, - Возможно, целый флорин, если он еще не вступил в пору фертильности, такой товар у подпольных лабораторий пользуется большим спросом. Выплеск юношеских гормонов сильно сказывается на качестве донорских тканей.

Он не видел лиц говоривших, лишь едва различимые силуэты, скрытые царящим в шатре полумраком. Оттого, может быть, отчаянно вслушивался в голоса, пытаясь вообразить их обладателей. Чертовски непростое занятие. Голос женщины тоже был странного свойства. Он звучал глухо, со странной вибрацией, точно пропущенный через сложно устроенный диффузор.

– Флорин… - задумчиво пробормотал тот, что с музыкальным голосом, - Выходит, двести сорок денье?.. Немного за столь чистый образец. Готов поспорить, за вчерашний день мы истратили больше на один только порох.

– Ничего не поделать, виконт - возраст. Будь он младше на пару лет, было бы лучше. Один мой знакомый, содержатель «Аргентум Руссус[4]» из Амальфи, легко выложил бы за него в восемь раз больше.

– Какая-то секта? – осведомился толстяк, досадливо сопевший оттого, что его небрежно вытеснили из разговора, - Знавал я в Амальфи одну забавную ложу, вышедшую из бывших лукианистов, члены которой возносили молитвы, не поверите, жареной утке…

– Это не секта, - кратко отозвалась женщина, - Это публичный дом, господин Бражник. И неплохой, насколько мне известно. Его посещают многие придворные особы, даже герцоги. Инкогнито, разумеется.

Толстяк, именуемый Бражником, издал пренебрежительный смешок.

– Ну, этот-то едва ли придется кому-то по вкусу. Я думал, в Амальфи хватает своего товара.

– «Аргентум Руссус» хватает мяса для случки, - отозвалась собеседница и Гримберт вдруг ощутил, что она улыбается, - Смею заверить, на любой вкус и любого возраста. Каждую осень перед его черным входом выстраивается очередь в три арпана длиной – это окрестные пейзане, подсчитав небогатый урожай, тащат за руку своих юных отпрысков, намереваясь сдать их в обслугу, хотя бы и за бесплатно. Для многих из них это хоть какой-то шанс пережить голодную зиму. Нет, господин Бражник, у «Аргентум Руссус» в распоряжении больше мяса, чем у многих городских мясников. И куда более свежего, замечу.