Дверь распахнулась, и вслед за Люсиндой в кабинет вошёл Габриэль Ремиц собственной персоной.

Я даже вскочил от переизбытка чувств. Не видел его с ареста брата.

– Габ!

– Совсем забыла, что это ваш приятель, Вильк. Зато теперь всё встало на свои места, – поморщилась капитанша и обрушилась в своё кресло, так что ножки из орехового дерева тяжко заскрипели.

Пока мы обнимались со старым другом, она продолжала ворчать и закончила свою обвинительную речь вопросом:

– От вас обоих будет хоть какая-то польза?

– Без анализа предположения строят только недалёкие студенты.

Хотелось поддержать Габриэля, но умалчивать о своём предположении тоже было нельзя:

– Похоже на повторяй-порошок, подобный случай имел место в Кипеллене около двенадцати лет назад.

Люсинда взглянула на Ремица, и тот нехотя кивнул.

– Сходство, безусловно, есть, но без взятия проб официальные заключения не выдаются.

– Ну, ещё бы, – проворчала капитанша. – Трибунал же только особливыми заклятиями интересуется, а дерьмо пусть расхлёбывает Ночная стража.

– Нам, видимо, пора, – встрял я, заметив на щеках Габриэля раздражённый румянец.

Раньше мой друг так быстро из себя не выходил. В академии его вообще считали непробиваемым. Ни одному студенту ни разу не удалось заставить его хотя бы повысить голос. Видимо, смерть брата и его чёрные дела нанесли больше вреда, чем мне казалось.

– Не задерживаю, – брюзгливо бросила Люсинда, закопавшись в бумаги на столе.

– Неужели ты вступил в Серый трибунал? – удивлённо спросил я, как только закрылась дверь.

– Так вышло, – вздохнул он. – Возвращаться к преподаванию не было никакого смысла, а мне очень вовремя поступило дельное предложение – вечно бездельничать не могу даже я.

Смешок вырвался сам собой.

– Ты? Да не притворяйся. Ты можешь бездельничать сколько угодно. Особенно если никто не видит…

– Уверен насчёт повторяй-порошка? – перебил Габриэль.

– Сам, что ли, забыл, как птицы собирались на юг? Тогда ещё Зелёный Гном чуть не спрыгнул с башни…

– Тысячу раз просил не называть уважаемого профессора травничества гномом. Знаешь же, как он обижается.

– А он и есть гном. Тем более, из Кипеллена меня не слышно, – отмахнулся я.

Ремиц наигранно вздохнул, словно оскорбление касалось самих Четырёх Пресветлых, но настаивать больше не стал, только добавил:

– Не помню.

– Зато я помню. Очень похоже.

Мы вышли из притихшего Управления через тот же чёрный ход, но прежде чем двинуться в купеческий квартал, подошли к зданию Трибунала. Величественный серый исполин размерами проигрывал только храму богинь. Его точёные башни торчали угрожающими пиками сказочных воинов-великанов, а узкие окна-бойницы напоминали острог, а не резиденцию магических следователей.

Габриэль, против моих ожиданий, не стал подниматься по ступеням к главным воротам, а остановился у серой стены, быстро черкнул несколько строк в записке, сложил её конвертом и подкинул. Дунувший снизу поток подхватил послание и потащил к крыше Трибунала. Мой рот сам открылся от удивления: под карнизом, звеня переливающимися крыльями, носились крошечные на таком расстоянии феи. Одна из них сцапала записку и унесла на чердак.

– Что это? – сглотнув, спросил я.

– Помощницы, – усмехнулся Ремиц. – Всё ещё побаиваешься их?

– Нисколько.

– Ну ладно, ладно. Расскажи лучше, как вы уживаетесь? Девчонка ещё не заставила тебя задерживаться на работе до утра, только чтобы не возвращаться домой?

– Пока держусь, – припомнив последний неприятный разговор о Тролльем рынке, сознался я.

Мы отошли от Трибунала на достаточное расстояние, чтобы от мерзкого шелеста мелких крыльев не звенело в ушах.

– Заколдуй её, и все дела, – ехидно хмыкнул Габриэль, на мгновение превратившись в себя прежнего.

Я чуть не брякнул, что лучше попрошу у него синей пудры, но вовремя одумался и потащил его в ювелирную лавку.

– Лучше помоги мне выбрать ей подарок. Твой отличный вкус будет как нельзя кстати.

Габриэль пожал плечами, но к прилавку всё же подошёл. Скучающим взглядом обвёл полки, чуть задержался на седом продавце и остановился на собственных руках.

Ювелир явно оценил его фокус.

– Желаете что-то особенное?

– Непременно, – подтвердил Ремиц. – Любовь моего друга обладает изысканным художественным вкусом и достойна особого подношения. У вас есть что-то такое, что сможет пленить сердце образованной красавицы?