***

Мы шли под светом луны, освещающим путь, я к лешему прижалась, он молча нес меня и клюку. Устроив голову на его плече, я подумала о том, что, наверное, хорошо, когда твой мужчина — леший. Он завсегда поймет, завсегда поможет, помысли у ведуньи и лешего одинаковые, стремления тоже, да и положение равное. Леший никогда не осудит, никогда не обманет, никогда не предаст. В этом ведуньям повезло. Очень повезло. А мне просто повезло, что он у меня есть…

«Больно будет», — предупредил друг верный.

«Ничего, я выдержу», — так же мысленно ответила ему.

«Рядом буду», — продолжил леший.

— Нельзя тебе в Гиблый яр! — воскликнула испуганно.

«В Гиблый и не пойдем», — укоризненно на меня поглядел. — «Ты опосля без сил будешь, как же я тебя одну оставлю?»

А я о другом подумала — Ярину же я сюда призываю, значит и силу ей здесь же, в своем Заповедном лесу и передать смогу, выходит прав леший. Во всем прав.

А еще:

— Лешенька, — прошептала, — я, кажется, знаю, почему они лесных ведуний убивали.

— Почему, Веся?

— Потому что Заповедный лес, пусть даже и ставший Гиблым, подчинить себе только ведунья может, пусть даже и мертвая. От того убивали, от того в Гиблый яр нежитью посылали, только вот не вышло у них — не стала нежити чаща Заповедная подчиняться, да и клюку найти ведуньи не сумели. Но… — я сглотнула ком горечи, — рано или поздно, не вмешайся мы, они ведь нашли бы. Весь лес прочесали бы, но нашли, а опосля и за Ярину взялись бы.

— С лешаками тоже ясно многое, — произнес лешенька, — даже мертвые, мы не умираем полностью — на меня посмотри. Две ипостаси потерял, а все равно жив. Мы же как лес — и сгорев дотла, возрождаемся сызнова. Потом, как закончим да в себя придешь, тогда поглядим что с теми лешаками, коих маги у себя заперли, может и приспособим кого для дела верного.

— Может, — согласилась я.

Мне было страшно, леший чувствовал мой страх, но утешить меня ему было нечем.

В саду яблоневом, что посадили да вырастили сами, лешенька меня отпустил, затем молча гребень передал. Знал — мы, ведьмы, перед делом серьезным простоволосые быть должны, и я взялась расчесывать длинные спутанные пряди.

Где-то далеко выли волки, в кустах слышалось шуршание мышей, коих прогнал сейчас леший. Филины прилетели, чтобы помочь мелким пташкам, что гнезда здесь основали, перенести их с птенцами на дубы и другие деревья. А значит, яблонькам моим не выжить. Жаль. Мне так жаль…

«Третья навкара явилась, — любезно уведомила Леся».

И я ускорилась.

Волосы честь по чести расчесала, как и полагается. Плащ на себе завязала потуже, перехватив по талии поясом — подозревала, что холодно мне будет зверски.

Когда леший подошел в его руке был кинжал костяной, за ним, тревожная, да взволнованная шла Ярина. И так она тревожилась, что нервно сменяла облик с одного на другой, то человеком была, то зверем, а то и вовсе умертвием сгорбленным оборачивалась. Ох, что ж мы делаем…

Примчалась Леся, ощутив, что дело нечисто. Постояла на краю поляны, где я на колени опустилась, да выдала гордо-надменное:

«А некоторым жизненные соки ведуньи-хозяюшки вообще не требуются!»

Лешенька на нее только глянул — тут же исчезла моя чаща Заповедная, словно ее и не было. А Ярина осталась, ей деваться было некуда. А мне становилось все страшнее… Так страшно, что дыхание перехватывало, но деваться тоже некуда.

На колени опустившись, на землю села.

Леший позади меня в землю врос, Ярина нервная, колеблющаяся впереди осталась.

— Ты, если что, кричи, — едва слышно сказал лешенька.

Значит, совсем плохо все будет.

Огляделась я, взглядом в темноте плохо объекты различающим, деревяшку нашла ближайшую, к себе притянула, о плащ вытерла, да меж зубов сунула.

— А вот это правильно, — похвалил леший.

И я зажмурилась.

Первый порез на левом запястье заставил лишь вздрогнуть, но то что случилось потом… В рану мою, в вены кровью сочащиеся, потянулись корни чащи моей, оглушая болью, заставляя заорать, лишь чудом деревяшку не выронив, и вызывая дикое желание вторую руку отдернуть, не давать не…

Второй порез… и корни лианы, пожирающие мою кровь! Пробирающиеся под мою кожу. Вторгающиеся в мои вены.

Я оглохла от своих криков.

Я обезумела от своей боли.

Я не утратила разум лишь потому, что рядом был леший. Он держал меня. Он успокаивал. Он не дал потерять деревяшку, едва я захлебнулась в очередном крике. Он прижал к себе, сжимая все крепче, когда я уже даже сидеть не могла.

И он же прошептал «Получилось», когда у меня уже не было сил даже открыть глаза.

И Силу Лесную призвал тоже он — я бы уже не смогла.