— Сядем на скамейку? — предложил я.

— Нет, не стоит. На самом деле я хотела сказать тебе что-то очень важное, Вань.

— Что, всё-таки беременная? — спросил я и вновь улыбнулся. Ну может хоть сейчас она улыбнётся? — Тогда знай, что с тобой всегда и навеки. Я буду хорошим отцом. За кошкой я хорошо заботился.

— Вань, хватит паясничать. Я не беременна.

— Тогда что? — спросил я серьёзно.

— Вань, между нами всё кончено, — сказала Маша и тишина начала сдавливать мне уши. Я ждал продолжения. Ждал того момента, когда она не сможет далее сдерживаться и рассмеётся. Рассмеётся, и скажет, что всё это розыгрыш. Скажет, что видел бы я сейчас своё лицо. Но этого не происходило. Но всё же действительно не смогла дальше сдерживаться. Но она не рассмеялась, а заплакала горькими слезами.

— Слушай, Маш, шутка затянулась. Всё, я уже испугался, честно. Где съёмочная группа?

— Я серьёзно. Между нами всё кончено. Нет больше нас. Есть только ты и я. Всё.

— Маша, что ты чёрт подери такое несёшь?! О чём ты?

— Я о том, что люблю другого. И всегда любила. Помнишь Даню из моего класса? О, я с ним не только танцевала. Ты думаешь почему я в начале августа сорвалась в Питер? С кем я, по-твоему, переписывалась всё лето? Думаешь с папой? Ха, ничуть. Я обсуждала с Даней тебя. А потом, в августе, мы вдвоём здорово порезвились в кровати. Да, член может у тебя и больше, но это, пожалуй, единственное твоё достоинство перед ним.

— Маш, это говоришь не ты. Не ты!

— Да? А откуда тебе знать?

— Почему ты тогда плачешь?! Если тебе всё равно на меня, то почему плачешь?

— Потому что это эмоциональный момент, придурок! Скажи честно, я хоть иногда интересовала тебя как девушка, как человек, а не как мелкая девочка, с которой было бы неплохо переспать?

— Что ты несёшь? — потерянным голосом сказал я. Голова всё сильнее кружилась. Что происходит?

— Что слышал. Думаешь я поверю в то, что ты действительно меня любил? Да ты же грязный педофил, который и хотел только выебать меня, и всё! А теперь всё, с девственницей переспал, так что можно и на других переключиться, да? На Настю, например. Ну как, уже вчера сколько раз в неё кончил?

— Замолчи! — крикнул я.

— Нет, не замолчу! Я скажу всё! Я ненавижу тебя. И посмотри на себя, ты ведь ничтожество. А если бы не я, то и был бы разлагающимся ничтожеством. Абсолютный ноль. Без целей, без амбиций, без работы. Просто ноль.

— Если я такое ничтожество, то почему начала встречаться со мной? Почему к отношениям стремилась ты, а не я?

— Да потому что у меня тогда не было парня, а у всех подруг были. И я хотела выпендриться перед ними. Что у меня не просто парень, а ещё и студент. Всё было сделано для того, чтобы подружки завидовали. Мы же девочки любим посплетничать и пообсуждать парней. А с тобой как с прицепом я выглядела выигрышно на фоне остальных девок.

— А подарки? Зачем вообще это всё? Зачем было меня встречать тогда на вокзале? Зачем нужно было бросаться мне на шею? Зачем нужно было заботиться обо мне, когда я болел после больницы? Зачем всё это?!

— Чтобы ты не соскочил с крючка.

— Так я же, по-твоему, педофил! Как бы я соскочил с крючка, если единственная моя цель — выебать тебя, а?!

— Я… Я не знаю! Но что ты хочешь от маленькой глупой девочки? Я же не ты.

— Маша, ты ведь сама не веришь в то, что говоришь. Ты весь разговор плачешь! Пожалуйста, скажи мне правду. Пока не поздно, скажи мне правду. Пожалуйста, — сказал я и протянул Маше руку.

— Нет. Поздно. Я надеюсь, что когда-нибудь ты поймёшь. И не иди за мной. Если пойдёшь, я закричу, — сказала Маша, пытаясь сдержать слёзы. — Прощай.

Она развернулась и ушла, прикрывая лицо руками. Я остался стоять как вкопанный.

— До встречи, — сказал я тишине и упал на колени. — Пожалуйста, не уходи. Не покидай меня. Ведь ты не можешь оставить меня… Мы вместе навеки… У нас есть вечная бесконечность… Всего этого не может быть. Не может этого быть! Не может этого блядь быть!

— Так, тебе надо успокоиться. Успокоиться, понимаешь?

— Успокоиться? Ты издеваешься? Нет, этого не может быть.

Ладно, надо встать. Так, одна нога, другая. Мощный удар в сердце и долгое падение лицом на бетонную плитку.

— Да, так мне и надо. Так и надо! — закричал я, поднося руки к носу, из которого уже побежала алая струйка. — Да, вот так! Мордой в пол!

— Как и подобает ничтожеству…

Я перевернулся на спину, хлюпая носом свою кровь. Только тёмное сентябрьское небо и я. Только я и Ничто. Беззвёздное небо обволакивает меня, и как мама накрывает меня своим одеялом.

— Спасибо, мамочка, — тихо сказал я, — дай только удобнее устроюсь.

Приложив максимум усилий, я заполз на скамейку.

— А, что? Лечь на живот? Да, ты права, — сказал я и подчинился совету.

Вот и всё. Теперь я могу забыться. Теперь у меня есть защита. Если что, то я до конца боролся за свою жизнь. Так и напишите на могильной плите. Боже, пускай всё это будет сном.