Похоже, Катя верно выбрала время проститься. Сейчас тут и виды, и разговоры начнутся не для девичьих глаз и ушей. Она развернулась быстро, шагнула к выходу. Еще раз через плечо взглянула на Артура:

– Ну, так про самовар-то я вам наказала. Прощайте.

– Увидимся еще! – Он твердо решил до отъезда с Катей встретиться и переговорить.

Забавная. Что она там надумала себе про картошку и немцев?

Первым делом Артур передал проснувшимся товарищам наказ принимающей стороны про нужник и крикнул ординарца, чтобы занялся самоваром. Вскоре уже вся деревня, вытянувшаяся вдоль тракта, скрипела половицами, топала сапогами по дощатым настилам крытых дворов, вестовые пробегали от избы к избе с донесениями и приказами, лошади ржали, лыжники в маскировочных белых одеждах двигались к околице, чтобы выйти в поход впереди полка.

Противник, вооруженный знанием местности, вполне мог устроить засаду. Лыжники в здешних условиях надежней кавалерийской разведки, потому как действуют скрытно и рассредоточенно, а не скачут по единственной торной дороге прямиком на пулеметы. Артур в свое время, сразу по прибытии в Архангельск в 1918 году в качестве вольноопределяющегося, писал рапорт о зачислении в лыжный батальон, однако не прошел по возрасту и из-за отсутствия опыта рукопашного боя. Спортивный же навык Артур имел достаточный, как ему самому казалось, и отказ его обидел. Даже теперь, находясь при батарее под командованием штабс-капитана Чепурина, некоторую зависть к лыжникам-разведчикам Артур по-прежнему испытывал. Наблюдая за ними, он замечал какой-то особый братский дух во взаимоотношениях бойцов-лыжников. Ему не хватало дружеского тепла и чувства локтя, каким одаривал когда-то кадетский корпус.

Ударная группировка 10-го Северного Печорского стрелкового полка из двух батальонов пехоты, пулеметных команд и артиллерийской батареи намеревалась уже сегодня захватить крупное село Ныроб, откуда открывался прямой путь на Чердынь. В эти дни наступление белой армии развернулось по всему левому флангу Северного, самого протяженного из фронтов Гражданской войны. Более трех тысяч верст! Точнее сказать невозможно, поскольку фронт довольно извилистую имел конфигурацию и, строго говоря, не был сплошным по причине малой населенности тех мест, по которым проходил. Левый фланг фронта упирался в Урал, охватывая дугой весь Печорский бассейн. В Троицко-Печорске на исходе февраля 1919 года произошла смычка формирований Северной армии с армией Колчака. Рота подпоручика Иванова, к которой прикомандирован был Артур Эргард, встретила подразделения 25-го Сибирского Тобольского полка под командованием поручика Орлова. Вооружение сибиряков, постоянно и успешно ведущих наступательные бои, произвело тяжелое впечатление на Артура и его сослуживцев. По оснащенности белые почти не отличались от красных: пулеметов мало, из вооружения личного состава зачастую одни лишь берданки, потрепанное обмундирование. «Будто не регулярные части, а партизанщина», – отзывался приватно о сибиряках унтер-офицер Силин, взявшийся, однако, за профилактику тех же пулеметов, изрядно, как он выразился, наджабленных непрестанным использованием. Только что назначенный командующий МезенскоПечорским районом Дмитрий Дмитриевич Шапошников, тогда еще полковник, а не генерал, не имел полномочий передать на усиление колчаковской армии некоторое количество имеющегося в его частях вооружения, однако телеграфировал в Архангельск, в штаб Северной армии, просьбу выслать для сибиряков 20 пулеметов, 500 винтовок, 300 тысяч патронов и две портативные радиостанции для связи. Запрос в штабе сочли разумным и своевременным. Снабжение решено было организовать через британскую миссию, причем поставить помимо запрошенного еще и медикаменты, и тяжелую технику – танки, автомобили. Все летом, теплоходами в устье Печоры. Куда можно было бы приспособить в этих местах автомобили и танки, да летом, когда тают здешние топи, никто не мог объяснить. Еще ведь и горючее для них надо. Похоже, штабным нравился масштаб затеи как таковой. В районе, следуя пословице «Дают – бери, бьют – беги», поставку техники одобрили. Стали ждать.

А тем временем армия Колчака развернула весеннее наступление, выбрав Котлас направлением главного удара, что, вероятно, и стало роковой ошибкой. Сосредоточив силы на севере, колчаковцы оголили южный фланг фронта и были вынуждены отступать, сначала – с целью выровнять линию. Это немотивированное отступление с крепких позиций, задуманное как временное, дало импульс для начала тотального движения на восток и обернулось катастрофой. До тех трагических событий оставалось еще более года. А пока соединение Сибирской и Северной армий разминалось в боях местного значения. В марте, пока не развезло зимники, решили отбить у красных СевероЕкатерининский канал. Достигли успеха, и небольшой кровью. На канал посмотрели, подивились, какой ровный, а в апреле пришлось канал сдать, отойти на прежние позиции и даже дальше. Возникло неприятное ощущение, будто уже что-то разладилось во всем механизме взаимодействия армий, фронтов, союзников. Поручик Орлов понимал свою задачу: дождаться транспорта и через британскую миссию в устье Печоры получить для переправки в сибирские войска технику, вооружение, боеприпасы, медикаменты и обмундирование. Переговоры о поставках шли бойко, но долго. Артур выступал переводчиком, ощущал свою востребованность и досадовал на волокиту. Без танков транспорт мог быть уже на пути в Печору. Танки, совершенно тут никому не нужные, перегружали в Архангельске бесконечно долго. Транспорт вошел в устье Печоры только в июле, когда колчаковцы отступили в Сибирь и поручик Орлов ничем не мог уже помочь армии. Предназначенное колчаковцам имущество, за исключением танков и автомобилей, принял 10-й Северный Печорский полк. В августе британская миссия свернула работу, перед отбытием в Архангельск затопив танки в устье Печоры. Началась эвакуация союзных войск Антанты из Архангельска, там тоже технику, не имея возможности забрать с собой, топили. Никаких указаний о дальнейшем ведении боевых действий не поступало, но левый фланг Северной армии естественным путем отодвинулся за Урал, к приполярному селению Саранпауль, которое благодаря невероятному стечению обстоятельств более года уже оставалось самым хлебным во всей России местом и полем ожесточенной борьбы претендентов на свезенные туда хлебные запасы.

Зерно закупило московское «советское правительство» у «сибирского правительства» в 1918 году для нужд Красной армии. Вывезти его удалось частично. Затем территория перешла под контроль белых. Охранять и по возможности использовать несметное продуктовое богатство выпало печорцам. Отряд ротмистра Червинского, в котором насчитывалось не более двухсот человек, контролировал и Саранпауль, и ведущий к нему Сибиряковский тракт, и весь Березовский уезд Тобольской губернии. В двадцатых числах ноября 1919 года Червинский намеревался (и это ему удалось!) захватить городок Березов. Казалось, дела шли как нельзя лучше. За две недели до этого на Мезенском фронте красные сдали УстьСысольск.

Тем временем третья ударная группа печорского войска, в которой находился юнкер Эргард, выдвинулась из Троицко-Печорска в поселок Якшу. Шли широко, быстро, по зимнику и прямо по льду вставшей наконец реки. В Якшу из штаба Северной армии телеграфировали, что в Усть-Сысольске уже восстановлена работа земства. Торопили с взятием Чердыни. Капитан Шульгин имел задание выровнять фронт, захватить Соликамск и перейти на восточную сторону Уральских гор, чтобы ударить по красным в районе Верхотурья. После этого предполагалось соединение с частями Сибирской армии, которая перейдет в контрнаступление. Оптимизм сидящего в Архангельске генерала Миллера, главнокомандующего Северной армии, не знал границ.

Это ничего. Плохо, что оптимизм его не имел никаких оснований, поскольку еще 14 ноября белые оставили Омск. Стоило посмотреть на карту, чтобы воскликнуть: какое Верхотурье? Какое контрнаступление? В Архангельске, в штабе, либо не знали, либо не верили, либо упорно игнорировали обстоятельство, делавшее поход на Чердынь географически и политически бессмысленным. Прекрасно оснащенная Северная армия, полностью истощившая человеческий ресурс подконтрольной территории, не могла уже соединиться с многочисленным голодным и не получившим материального обеспечения Сибирским войском. Армия Колчака на восток катилась стремительнее, нежели батальоны Печорского полка продвигались на юг, на территории, где уже полгода шло советское строительство, а население, изнуренное бесконечной войной, соглашалось на любой, даже самый причудливый по своему устройству, но – мир. По той же причине люди, проживавшие здесь, не оказывали сопротивления новым белым, как не оказало население сопротивления красным, сменившим прежних белых минувшим летом.

Наступающие ошибочно расценивали отсутствие агрессии к себе как проявление сочувствия. На самом деле спокойное гостеприимство обитателей трактовых деревень, нанизанных на речные и сухопутные пути Колвинского поречья, объяснялось полной апатией. Какой бы ни называла себя новая власть, она несла нежелательные перемены. Несла большее или меньшее ограбление под разговоры о нуждах фронта и судьбах отечества либо судьбах революции. Во имя светлого будущего либо в целях возврата к прежнему золотому прошлому – хотя куда там, царя-то убили! – ущемлялось, извращалось, делалось почти невыносимым настоящее.