Но ведь смог.

Изменение тела… Не только своего, но и чужого. Подмена… Сильные ментальные иллюзии… Майяри никогда с подобным не сталкивалась и не знала, что такое возможно. А когда не знаешь, что возможно, позволяешь обманывать себя. Но теперь она сомневалась. Сомневалась во всём и подозревала себя в незнании и невнимательности.

Но тревога не мешала ей и восхищаться. Восхищаться гениальным умом и способностями Дешия.

Иргада.

Дух захватывало от восторга, когда перед глазами вставал помолодевший образ черноволосого мужчины. Воображение рисовало на его лице улыбку и шкодливый взгляд, как у Викана. Красивый, сильный, невероятно способный и умный. Руки хотелось кусать от досады. Похоже, она заразилась от местных магов восторженностью чужими гениальностью, умом и способностями. Неужели он родился лишь для того, чтобы прожить такую сомнительную жизнь, не добиться ничего из желаемого и остаться безызвестным? Он мог стать одним из самых великих магов в истории. Мог прославиться своими изобретениями. Если слава ему безразлична, то он мог жить, получая удовольствие в изысканиях, – для Майяри это было отдельным видом наслаждения. Он мог…

Он столько всего мог, но пожелал власти.

Подобное желание вызывало у Майяри непонимание и презрительное недоумение. Какая радость быть правителем? Ты можешь вести за собой целый народ, страну и испытывать к подданным ненависть. Не приятнее ли, когда за тобой идут восхищённые последователи? Власть ведь имеют не только правители. Это не та власть, о которой можно сказать «У меня есть право повелевать».

Это власть, о которой можно сказать «Народ меня слышит». И эта вторая власть всегда приятнее, а порой сильнее первой.

Власть хайнеса, императора, короля… Это такой обман по своей сути. Иллюзия для правителя, что он будто бы может повелевать всем. Он стоит – одинокая фигура – над огромной толпой и бросает вниз приказы и повеления. Толпа внизу бурлит, слышатся возмущения, не всем нравятся указы, но бурление постепенно затихает и «варево» остывает. В огромной толпе возмущения теряются быстрее. Если только не злится большая часть народа. Тогда правитель под натиском народного гнева может просто «выкипеть» с верхушки. Ещё и кипятком, плеснувшимся через край, прижжёт, если не до смерти обварит.

Власть – обман. Не власть это вовсе. Это балансировка на самом верху огромного кипящего котла. Повелевая, приходится постоянно заботиться, чтобы указы не «перегрели варево», оберегаться от вылетающих «брызг» и стараться не сверзиться по неосторожности вниз. «Я повелеваю!» только звучит красиво, и Майяри видела за этими словами другие, не столь радостные. «Я пытаюсь укротить». И в качестве дрессируемого зверя выступает народ.

Это очень упрямый зверь о многих головах. Он не послушается тебя, даже если требование будет во всех смыслах разумное. Останутся головы, которые продолжат лязгать зубами и недовольно реветь. И придётся управлять уже внешними обстоятельствами, чтобы призвать зверя к порядку. Например, вытащить из-под котла дрова, чтобы потосковал в холоде; накрыть крышкой, чтобы быстрее довести до готовности; добавить приправ для сокрытия подпорченного вкуса и запаха или отчерпнуть «излишки варева».

Власти в чистом понимании «Я повелеваю, мне покоряются» не существует. Она несладка, в ней не так много приятного, и Майяри злилась, но не могла понять, что в ней может быть привлекательного. Власть может быть обязанностью, долгом, но желать её… В истории, конечно, были правители, пытающиеся использовать власть в её самом приятном понимании – «Я повелеваю, мне покоряются», – но она могла припомнить не так много из них, кто смог уберечься от «брызг» и прожить достаточно долго. Как правило, это были очень умные и коварные венценосцы, но ум и хитрость спасали не всегда. То есть даже эгоистичное наслаждение властью длилось не так уж долго и чаще заканчивалось печально.

Так в чём её прелесть?

Майяри растили как будущего правителя. Она должна была повелевать. И она ненавидела своё будущее. Предписанная судьба вызывала ярость, а подданные – презрение. Если бы власть всё же оказалась в её руках, то она попробовала бы сбросить свой народ в бездну. И вряд ли бы подданные смирились и позволили это сделать. Так в чём прелесть власти, если ты не можешь сделать всё, что пожелаешь? Почему она привлекает гениальные умы? Что они ищут в ней? Почему они хотят, мечтают взвалить на свои плечи эту тяжкую обязанность?

– Никогда этого не пойму, – Майяри тихо фыркнула и откинулась на спинку сиденья.

– О чём вы, госпожа? – сидящий напротив Казар вопросительно вскинул брови.

Та пожала плечами и ничего не ответила. Правду говорить нельзя, а врать – лениво. Привыкнув спать в полдень, сейчас Майяри чувствовала сонливость и грезила о тёплом боке господина Шидая. В последнее время спать в одиночестве ей совсем не нравилось, и она либо крепко обнимала Ранхаша – но он всё равно умудрялся ранним утром выбраться из её объятий, – либо сворачивалась под боком лекаря. Господин Шидай насмешливо ворчал, что она-де охраняет их. Такая маленькая комнатная охрана. Впрочем, весьма опасная.

А сегодня Ранхаш наконец-то разрешил ей отправиться в сыск. Правда, не с самого утра, как он сам, а после хорошего сна. Господин Шидай эту идею не очень одобрил, но, думается, из зависти: он-то только-только начал передвигаться самостоятельно и теперь большую часть дня дремал на скамейке в саду под солнечными лучами. Или на диванчике в одной из общих гостиных, и шумящие дети ему нисколько не мешали. Майяри даже казалось, что он наслаждался суетливой обстановкой.

Сама она чувствовала себя лучше, чем кто-либо на этаже больных. С момента, когда она посмела немного помочь в лечении господина Иерхарида, прошло три дня. Стараниями лекарей, которые теперь были особенно к ней расположены, от жёлто-коричневого с прозеленью кошмара на лбу осталась лишь небольшая желтизна и тёмные круги под глазами. А в остальном ей очень даже повезло. Тот же господин Узээриш, внешне совершенно здоровый, испытывал нешуточные душевные терзания. И природу некоторых из них Майяри не понимала.