Я наблюдала близко, как вспыхнули его глаза.

Затем он вошел еще глубже.

Я выгнула шею от удовольствия, смешанного с едва различимой болью, и вскрикнула.

Он вошел по самое основание, полностью заполнив меня. Он оказался таким большим, я понятия не имела, как он там уместился. Но это было неважно. Так как было так прекрасно — соединиться с ним, наполненной им.

— Я у тебя есть, Лия, — прошептал он мне на ухо, и он не ошибся. Он был во мне и у меня, весь он или, скорее все, что я когда-либо действительно хотела получить.

Я поняла это, и в этот момент мне не о чем было беспокоиться.

Потому что весь Люсьен, наполнил меня, пригвоздив к кровати, и все остальное, чем он одаривал меня в последний месяц, было намного, намного больше, чем я когда-либо получала от другого мужчины.

Я повернула голову, глядя на него, мои руки и ноги напряглись, я прошептала:

— Тогда я твоя, Люсьен.

От моих слов его рот накрыл мой в голодном, дуэльном поцелуе, и он начал двигаться.

Это было великолепно.

Погружаясь глубоко, его толчки открывали меня, расширяли, наполняли снова и снова, напряжение нарастало, мучительное и фантастическое.

Катастрофически — вот подходящее слово для этого. Я двигалась под ним, подняв колени, давая ему больше, беря от него больше, ненасытная, напряжение нарастало, становилось невыносимым, разрывало меня на части.

Его губы отпустили мои, рука скользнула мне в волосы, оттягивая мою голову назад.

Затем его губы коснулись моей шеи, и я почувствовала его язык. Потом почувствовала, как он начал кормиться. Моя кровь лилась ему в рот, выливаясь с каждым глубоким, диким толчком. Один раз, два, три раза, четыре.

Потом вдруг я попала в рай и кончила. И я кончила так сильно, обхватив его так крепко, как только могла, своими дрожащими конечностями, забыв обо всем на свете, кроме Люсьена, его тяжелого тела, его запаха, ощущения его рта на своей шее, моей крови, питающей его, пока чувствовала, как он погружается глубоко внутрь.

Лучшего никогда не было и никогда не будет. Может не только в моей жизни, но и в истории Бьюкененов.

Я скользила вниз по волне, мое тело все еще сотрясалось от его толчков, тихие, довольные всхлипы срывались с моих губ, когда его язык прошелся по моей шее, рот завладел моим ртом, его язык проник внутрь, чтобы я могла попробовать свой вкус. Мой вкус на его языке усилил близость необъяснимо глубоким образом, который бередил мне душу.

Затем он резко вошел, и я почувствовала, как его тело сильно содрогнулось, сотрясая меня вместе с ним, когда его глубокий стон наполнил мне рот. Его оргазм и глубокое погружение в меня, вызвали такое сильное чувство восторга от триумфа, что мне показалось, будто это чувство пронзило меня до глубины души.

Раздираемый, раздробленный, сытый и вышедший за рамки всего, что я могла себе представить великолепием нашего соединения, что было нехарактерно для меня, я не боролась с этим чувством.

Я притянула его ближе, укрывая и сохраняя, еще крепче обхватив своего вампира своими конечностями.

Мои глаза открылись, когда Люсьен уложил меня в постель.

Я увидела, как солнце слабо пробивается сквозь занавески. Было почти утро.

Я дремала или, точнее, была в отключке.

Он скользнул ко мне сзади, его рука обвилась вокруг моей талии, притягивая меня к своему теплу, прижимая ближе.

Я прижалась к нему.

После первого раза мы проделали то же самое еще четыре раза.

Четыре.

Больших.

Раза.

Всего было пять.

Первый был, безусловно, лучшим, он был более доступным и безраздельно властвовал над всеми четырьмя. Я могла бы даже спорить в его пользу (в течение нескольких часов).

Последний был на диване в удобной гостиной, рядом с кухней. Мы спустились вниз, чтобы совершить набег на холодильник. Или я хотела совершить набег, поскольку умирала с голоду. Люсьен съел много, поэтому не мог испытывать чувство голода. Но мы отвлеклись от холодильника.

Впервые он позволил мне быть сверху. После того как мы закончили, все еще соединенные, я положила свой торс на его широкую грудь, уткнулась лицом ему в шею и быстро заснула.

Не могу сказать, сколько я проспала. Может минуты, а может часы. Но проснувшись, меня вдруг осенило.

Мне показалось, что в меня ударила молния.

Все поведение Люсьена было направлено не на то, чтобы заставить меня подчиниться ему, и измениться, и стать той, кем он хотел заставить меня быть.

Он не раз говорил и демонстрировал, что всегда хотел меня.