— Так что, в некотором смысле, мы похожи на смертных и вампиров Элизабет Тейлор и Ричарда Бертона, без свадеб и всего такого, конечно, — пробормотала я.

Я почувствовала облегчение, когда атмосфера стала не такой напряженной, его лицо смягчилось, а губы дрогнули.

— Что-то в этом роде.

Ну, это был ответ на один мой вопрос, и, как обычно, все представлялось вполне логично.

Теперь о том, что меня очень пугало.

— Почему ты думаешь, что сможешь спасти меня от моего сна?

Он перевернул нас на бок, подтянул так, чтобы я оказалась лицом к лицу с ним, и прижал меня к себе.

— Ты помнишь разговор, который подслушала сегодня утром? — спросил он, и я кивнула.

Как я могла забыть?

Он продолжил:

— Думаю, что ты настраиваешься на меня.

— Да, я помню, как ты это говорил. Какое это имеет отношение к...?

Он прервал меня, сказав:

— Тебе снится Приговор.

Я молчала, но мое сердце замерло.

Его взгляд стал задумчивым.

— Твоя мать или одна из тетей рассказывала тебе о Приговоре?

Не рассказывали. Я отрицательно покачала головой, решив не лгать.

— Может Эдвина? Стефани? — спросил он.

Я снова отрицательно покачала головой, на этот раз не солгав даже не вербально.

Когда он заговорил снова, напоминало, будто он разговаривал вслух сам с собой, а не со мной.

— Тогда ты, должно быть, каким-то образом почувствовала все это от меня.

— Почувствовала что от тебя? Приговор?

Его глаза сфокусировались, и он пробормотал:

— Это некрасивая история, зверушка.

— Я уже догадалась, — ответила я.

Его губы приподнялись, прежде чем он начал объяснять:

— Доминион создал Приговор для смертных и бессмертных супругов, которые не осуждали, другими словами, не отказывались друг друга, не доносили, не признавались, называй, как хочешь. Доминион надеялся, что другие — пары смертных и вампиров, подвергающиеся пыткам или еще не пойманные, избавят своих партнеров от этого ужаса и разоблачат их. Но Доминион не учел одного, о чем я и напомнил им, как и Космо, Стефани и другие советники в то время, клятва вампира — это его или ее связь навеки. Он или она никогда не откажется от своей клятвы, что бы с ними ни случилось. — Он вздохнул, затем продолжил: — Обычно, когда спариваются вампиры, их заявления признание своей пары является обещанием, а не клятвой. Между клятвой и обещанием — огромная разница, для вампира эта разница имеет решающее значение. Хотя бы понимание того, что вечная жизнь с другим человеком может не получиться спустя столетия. При обещании всегда можно разойтись, разорвать отношения — это Заявление о разделе. Клятва же — это навсегда, навеки, от нее нельзя отказаться, ее нельзя разорвать. Однако в большинстве случаев, когда вампир брал смертную в качестве партнера, во время утверждения ее в качестве партнера, он клялся быть со своей смертной навсегда. Поэтому вампир никогда бы не предал свою смертную. Доминион, однако, обладал некоторым опытом поведения смертных, поэтому рассчитывал, что именно смертные будут доносить на вампиров. К сожалению, они ошибались, и десятки приговоров были приведены в исполнение.

— Дай угадаю, — прошептала я. — Смертную повесили, вампира сожгли.

Он сжал меня в объятиях и кивнул, но сказал:

— Хуже.

Что могло быть еще хуже?

Он ответил на мой незаданный вопрос:

— Казнь приводилась одновременно. Огонь был зажжен, чтобы смертная могла наблюдать, как начинает гореть ее партнер — вампир. Затем следовало повешение, чтобы вампир мог видеть, как его возлюбленная качается на ветру, прежде чем он умрет.

Это я тоже знала, но все равно ахнула, когда Люсьен подтвердил то, что происходило в моем сне.

— Доминион добился успеха, — сообщил он мне. — Такая смерть оказалась здоровым сдерживающим фактором от любых подобных будущих спариваний.

Я опустила голову, посмотрела на его горло и пробормотала:

— Неудивительно.

Он поцеловал меня в лоб, я запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Я не помню свой сон, но именно это чувствовала, — ответила я ему.

— Я не сомневаюсь, что так оно и было, — ответил он.

— Почему мне все это снится, я даже не знала о существовании этого Приговора?

— Понятия не имею.

— Ты можешь объяснить, что произошло прошлой ночью?

Он покачал головой, но сказал:

— У меня есть теория.

Когда он замолчал, я подсказала:

— Какая?

Он притянул меня ближе и прошептал:

— Ты связана со мной, моя зверушка, так, как я никогда раньше ни с кем не был связан.

В этом он не ошибался. И я почувствовала себя немного неуютно от этого, в то же время обнаружила, что его слова заставили меня почувствовать намного больше, чем совсем чуть-чуть в безопасности.

Слишком противоречивые эмоции.

Отлично, еще этого не хватало.

Поскольку я молчала, он продолжил:

— И у тебя поразительная сила воли. Скорее всего, это означает, что твоя подсознательная сила воли несокрушима. Когда тебе приснился сон, а меня не было рядом, чтобы тебя успокоить, обнять здесь живого и дышащего, а не горящего, что доказало бы, что сон был просто сном, твое подсознание продолжило этот сон, поскольку меня не было рядом.

— Звучит как сумасшествие, — сказала я ему, потому что это было по-идиотски!