Шрифт:
– Лалианна, я – неуважаемая женщина, я содержанка богатого человека. Это не приветствуется в обществе. Будь я другого происхождения, было бы проще, но… то, что есть – позор. Однако я вижу много плюсов в этом положении, и не могу от него отказаться. Поэтому мне пришлось отказаться… от тебя.
– Что? – Лали просто задохнулась.
А мать продолжила:
– Ты не случайно попала в закрытую школу, и не случайно все летние каникулы проводила у тетки. Я не могла тебя ни посещать, ни забирать.
– Но ведь ты два раза приезжала ко мне в первый год!
Женщина смотрела на свои руки, затем снова подняла глаза на дочь.
– Да, я не сразу решилась на этот поступок. Я надеялась выбраться из того, в чем мы оказались благодаря твоему отцу. Он сбежал в тот год, когда умерли твои брат и сестра, а тебя удалось устроить в монастырскую школу. Он однажды просто не вернулся домой. Впрочем, отношения давно не ладились... Но мы были не первые супруги, между которыми не было любви, и я не ожидала… – Женщина оборвала фразу. – Не важно. Он не пришёл, и через месяц я поняла, что уже не придет. Я подала официальный запрос на поиск. Этот месяц, пока его разыскивали официально, я и сама пыталась его найти. Информации было мало, но вся она указывала на то, что твой отец куда-то собирался: продал кое-что, сменил гардероб на более простой, даже сапоги заказал какие-то специальные – для пеших походов. Но больше – никаких следов. Официально следствие потеряло его уже за границами столицы.
Женщина вздохнула и вынула из маленькой сумочки конвертик.
– Но пришло мне однажды письмо. Почерк другой. Женский. Но кое-что, что могло быть известно только ему и мне, без сомнений указывало на твоего отца. И я так поняла, что он жив, но никогда не вернётся. Вот тогда мне пришлось решать, как быть дальше. Финансовое состояние наше было весьма хлипким, ещё когда отец… был с нами, а уж после его исчезновения...
Она сидела всё так же прямо, но вся её фигура выражала какую-то обреченность, а взгляд всё время убегал куда-то в сторону.
– Подала официальный запрос на признание его погибшим. Дело это не быстрое, потребовалось несколько лет. Думала, если распродам всё, что у меня есть, заложу наш дом, то мне хватит на жизнь и на оплату твоей учёбы. Хватило. Только ненадолго. Дом был не новый, а от того, что стоял пустой и ветшал, стоимость его снижалась так быстро, что однажды сравнялась с суммой полученного мной залога, и он перешёл в чужие руки.
Женщина, что когда-то была её матерью, тяжело вздохнула.
– У меня был давний поклонник. Ещё с юных лет, ещё до замужества. У каждого была своя семья, но он… Не переставал интересоваться мной. И когда стало ясно, что я осталась одна, он предложил мне поддержку.
Лали смотрела на говорившую и не могла решить, как ей к этому относиться. Её сдержанность трещала по швам. Ей не хотелось таких признаний. Ей вообще не хотелось видеть эту женщину, слышать её слова, и даже эту приемную она с каждой минутой ненавидела всё больше. Но всё же спросила:
– Предложил не просто так?
Мать снова опустила взгляд.
– Ты умная девочка. И поскольку иглы в вышивальном мешочке не утаить, мне нужно было оградить тебя от влияния моей дурной репутации. Я конечно, давно не выходила в свет, но слухи – вещь, проникающая повсюду. Посоветовавшись с твоей тетушкой о том, сможет ли она присматривать за тобой, я написала бумагу, отказываясь от тебя.
Она замолчала, сжала губы в упрямую прямую черту и какое-то время не поднимала глаз. А затем всё же глянула на дочь. Та сидела совершенно прямо и смотрела строго перед собой.
– После подписания этих бумаг ты была признана сиротой, и королевская корона взяла над тобой опеку, оплачивала твою учёбу в школе, открыла тебе кое-какие возможности, дала разрешение на общение с родственниками – твоими тётушками. Но не со мной. Поэтому я встречаюсь с тобой тайно. Твоя тётушка дала мне такую возможность, и я ей благодарна. – Она опять поджала губы, прикрыла глаза и продолжила почти шепотом. – Не так, совсем не так хотела бы я встретить тебя из школы.
У Лали что-то дрогнуло в закаменевшей душе. Женщина продолжила говорить, переведя дыхание.
– Мы много думали с твоей тётей о том, как тебя устроить в этой жизни. Ты благородная, но бедная сирота под опекой короны. И это нужно использовать как можно лучше. Ты могла бы сделать хорошую партию, но для этого нужно попасть туда, где ты сможешь проявить себя с лучшей стороны и найти подходящего мужа.
Лали с явным сомненьем смотрела на мать.
– Да, девочка, ты можешь устроиться в королевский дворец. Время от времени там проходят наборы на службу. Для благородных и бедных, как мы, есть вакансии, но их очень мало. Для тебя же, девушки, и вовсе должность только одна – гувернантка. Но – в королевском замке! – добавила мать, заметив тень недовольства. И продолжила: – Требования там жесткие, будут проверять и вычёсывать всех блох частым гребнем, потому мы с тобой и не встречались, и впредь не будем. Придется получить кое-какой опыт – поработать на частных лиц, чтобы получить рекомендации. Лучше две-три. Твоя тетушка уже нашла первую семью, желающую подготовить дочь к институту. Если всё получится, к лету у тебя будет первое рекомендательное письмо.
Да, появится письмо… Это очень хорошо. Это просто замечательно! Первое рекомендательное письмо… Лали уперлась взглядом в пол – не такого она хотела, не такой встречи она ждала все эти годы. Шесть лет она мечтала о том, как заберут её родители из школы. Шесть! Обид скопила – утопиться можно, не видно дна. Хотела теплых объятий, лаковых слов, смеха, улыбок. Хотела услышать о выходе в свет, о череде предстоящих балов, о том, что отец подобрал ей выгодную и блестящую партию.
Нет, с каждым годом она всё отчетливей понимала, что ничего этого не будет, но детские глупые мечты никуда не делись и с невероятной лёгкостью противостояли реальности. В последнее время подозревая худшее, не спрашивала у тетушки ничего. Было бы что рассказать, уже рассказали бы. А молчит, значит, нет информации. Раздирало любопытство: почему?.. Но, боясь нерадостных ответов, крепко сжимала зубы, не давая воли языку.