Шрифт:
Вывод напрашивался следущий: логика и сон - вещи не совместимые.
Сон сам по себе нелогичен. Но на то он и сон, что логике не подвластен. А что сердце не отзывается... Может, мне снится будущее? Может, потом, после свадьбы, Вольдемар будет нежен и увлечён мною, может, даже влюбится. Или полюбит?.. И я влюблюсь в него так, что всё внутри будет дрожать от предвкушения встречи, и я буду звать его "милый" и просить о поцелуе, как умирающий от жажды просит глоток воды.
Ведь может? Может?
Сердце молчало...
А логика всегда была моей сильной стороной, и к концу вакаций я вполне убедила себя, что выбора-то нет, и если это не Вольдемар, то сон этот случайность и ничего не значит, и нечего о нём так много думать.
А то, что едва не каждую ночь неизвестный мужчина дразнит меня, требуя, чтобы я громче просила о поцелуе, списывала на своё желание быть счастливой в браке.
86. Лиззи Ларчинская
Я будто окаменела — то странное чувство отрешённости, что так часто посещало её на вакациях, стало сильнее, окутало, замотало, спеленав руки и ноги. И даже разум, казалось, был в полусне.
Я видела гостей, искренне улыбающегося князя, Ольгу Леоновну с острожной, нерешительной улыбкой, отца, с его привычными радостными морщинками вокруг глаз, множество гостей — дам в разноцветных бальных нарядах, мужчин в чёрных фраках и ярких, белых рубашках. Их лица расплывались и были нечёткими, но, кажется, они тоже улыбались.
А я просто шла к Вольдемару, делала вынужденные, отзывавшиеся болью в спине, шаги. Шаг за шагом, один за другим, преодолевая расстояние между нами так, будто нас разделяла толща упругого клея.
И сил на улыбку не было.
Вольдемар смотрел на меня пристально, изучающе, и то, как кривились его губы, назвать улыбкой было сложно. Можно, но я не стала бы.
Я так и не поняла этой его улыбки.
Может, у него тоже не было сил улыбаться нормально?
Отец вёл меня медленно, плавно, поддерживая под руку, как раз так, как было нужно, чтобы продавить густой сопротивляющийся воздух, и Вольдемар, мой будущий жених, всё приближался.
Чуть в стороне стоял мальчик с белыми завитыми кудрями, так гармонировавшими с его белыми чулками. Забавно. Бордовый костюмчик пажа так же хорошо гармонировал с бордовой подушечкой в его руках. Этот мальчик был такой торжественный и нарядный, а в сочетании с поблёскиванием колец на подушечке перетягивал на себя всё моё внимание.
Я смотрела на мальчика, на подушечку, на кольца, но приходилось с усилием переводить взгляд в сторону, к Вольдемару.
Странное ощущение - я не хочу идти, но иду. И только одна фраза звучит в мыслях, помогая мне делать шаг за шагом: «Это не свадьба, всего лишь помолвка, ещё всё можно развернуть вспять». И поэтому я не бегу отсюда прочь, а позволяю отцу увлечь меня навстречу этому взгляду исподлобья.
Этой кривоватой улыбке.
Этому мужчине, чьи чувства мне непонятны.
Вот пальцы моего будущего жениха взяли меня за руку - я не хочу смотреть ему в глаза, и не смотрю. Смотрю на его руки.
Красивые, длинные кисти благородного аристократа, ухоженные, с блестящими аккуратными ногтями. Даже через кружево перчатки я ощущаю какие тёплые и мягкие у него пальцы. И перстней на них сегодня нет. И я задерживаюсь взглядом на единственном украшении - родовом перстне, что блестит на его среднем пальце.
Я узнала этот перстень.
«Да, - с какой-то обречённостью подумала, - видимо, это судьба».
В глаза тому, кто через несколько минут станет моим женихом, посмотреть я так и не решилась.
А князь Юлий Имманул как глава своего рода стал говорить слова древнего ритуала, связывающего тонкой помолвочной нитью два сердца, две судьбы, две жизни - мужчину и женщину, меня и Вольдемара.
Я смотрела на свою руку, что лежала в большой мужской руке, на которой, я знала, блестит тот самый перстень, что был и в моём сне.
Голос князя рокотал отдельно от меня, от нас, от всего, убаюкивал, звенел в пустой, без мыслей, голове. Слова пролетали мимо, непонятные, неосмысленные, ненужные.
Но что-то вдруг нарушило течение этой мощной реки, уносящей меня куда-то вдаль, откуда выбраться будет очень сложно, - какой-то посторонний звук вмешался в ритуал, и я расслышала что-то знакомое.
Моё имя?
И стала, вновь преодолевая сопротивление воздуха, повернулась.
Будто во сне гости, что стояли плотным полукругом, медленно расступались, давая проход, и по этому проходу ко мне шёл мужчина.
Он двигался плавно и неспешно, но то, как развевались полы его сюртука и длинные пряди распущенных тёмных волос, подсказывало - я ошибаюсь, он почти бежит, этот отдалённо знакомый мужчина в яркой белой рубашке и чёрном фраке.