Идея в том, что само здание суда должно внушать трепет и уважение, монументальность как судебной системы в общем, так и отдельных судебных решений в частности. Поэтому этнографическому музею пришлось переехать на северную окраину города. А вскоре его и вовсе закрыли за непосещаемостью.

На входе – высокие рамки металлодетекторов и шкафообразные гвардейцы. Раньше суды охраняли судебные приставы – теперь, когда этой структуры нет, данные функции выполняет народная милиция. Вообще, все задачи, связанные с непосредственной повседневной защитой государства, в том числе от собственного народа, поручены народной милиции. Конечно, есть еще Следственное управление, кабинет прокуратора, тайная канцелярия с её никому не известными полномочиями, но «защита Империума здесь и сейчас» – это про народную милицию.

Раньше судьи выносили решения от имени Российской Федерации, теперь – «властью Империума». Не императора, а именно Империума. Если бы и властью императора – то неясно, кого именно: личность Императора является сакральной тайной. Потому что Император не отделим от Империума. Символически это придумано для того, чтобы показать, что наша страна отошла от вождизма, что Император – человек, который ради общества пожертвовал своей собственной личностью, растворил её в государстве – в Империуме.

Одержимые поиском глубинного смысла думают, что никакого императора и нет, что Император – это конструкт, которым прикрывается группа министров, держащих в своих костлявых кулаках всю реальную власть в стране. Однако «высшее должностное лицо» страны действительно существует как человек и даже избирается, на что есть специальный декрет. Правда избирается путём случайной выборки из числа лиц, прошедших строгий отбор Правительства. И доступа к нему не имеет никто, кроме высших чинов Тайной канцелярии и министров. Так что велика вероятность, что, скрывая личину главы государства, они просто опасаются за его безопасность.

Вообще, при строительстве новой страны и преобразования Российской Федерации в Империум, власть предприняла попытку уйти от разделения общества и государства. Раньше было как: есть население, и есть система органов управления государством, декларируемый общественный договор, система сдержек и противовесов, карикатурная партийная система, прочие интересные штуки. Теперь – единый Империум. Подданный должен ощущать гордость за то, что ему позволено вносить свой вклад в укрепление Империума, единого и неделимого. Империум за это защищает своих верноподданных. Официальная позиция высших чиновников Империума декларируется как единственно верная. Простые люди – рабочие – обязаны действовать согласно великому плану развития, задуманному государем. А что, собственно, изменилось? Дьявол кроется в деталях. В широком смысле гражданские права, в том числе право собственности, никуда не делись. Но если посмотреть внимательно, отдельные ограничения и запреты в своей совокупности убили и свободу слова, и свободу выбора, причём у многих – даже выбора собственной профессии. Конечно, тот, кто обладает деньгами и влиянием, дышит полной грудью, но теперь эти верноподданные – сплошь особо лояльные Империуму «приличные люди».

Марк вошёл в жёлтое здание суда, выложил содержимое карманов и портфеля на проверку постовым, прошёл через рамку металлодетектора. В коридорах толпятся журналисты и нервно ожидающие своей участи участники судебных процессов. Мимо прошел строй из шести конвоиров в чёрной форме, сопровождающих какого-то парня, с виду лет двадцати, закованного в цепи, с уже безразличным выражением избитого лица.

У входа в главный, мраморный судебный зал номер один, в котором через двадцать минут будет решена судьба Демидовых, поглядывая на тяжёлые металлические наручные часы, ожидает низкорослый сутулый мужчина, в свои шестьдесят семь лет выглядящий на все восемьдесят. Он нервно переминается с ноги на ногу, увядающей рукой опираясь на чёрную трость с серебряным набалдашником в форме орлиной головы. Марк натянул товарную улыбку и, ускорив шаг, подошёл к своему доверителю.

– Здравствуйте, Феликс Аркадьевич! Как Ваше настроение?

– Ну здравствуй, Марк. Моё настроение прямо зависит от настроя моего адвоката и судьи. Так что это ты мне скажи – хорошее ли у меня настроение?

Старик может позволить себе любые блага нашего мира, но от него всё равно пахнет старой газетой.

– Сегодня нам нечего бояться…

– По-твоему, я чего-то боюсь?

– Нет… полагаю, настроение у Вас должно быть прекрасное. Давайте пройдём в переговорную, нужно обсудить некоторые нюансы.

Справа от тяжёлых стальных врат, за которыми скрывается зал судебного заседания – маленькая одностворчатая дверца, будто в кладовую или уборную. Она ведет в когда-то просторный музейный зал, разделённый нынче фанерными перегородками на 11 переговорных и коридор.

Переговорная – место, где клиент и его адвокат могут без лишних глаз обсудить предстоящий процесс. Это помещение не прослушивается. По крайней мере, официально.

Войдя в одну из тесных белых коморок, Марк и его доверитель увидели прилично одетую, скромно сидящую в углу у окна пожилую женщину, что-то пишущую простым карандашом в коричневый кожаный блокнот и изредка посматривающую по ту сторону исцарапанного стекла.

– София, ты с кем-то советуешься?

– И тебе привет, Феликс. Как видишь, я просто сижу в тишине и готовлюсь к процессу. Ты вообще уверен, что хочешь этого?

– Сгнившие мосты сносят, и я очень жду, когда наконец рухнет наш. У тебя очень красивая девичья фамилия, и скоро ты вновь возьмёшь ее. Если ты не советуешься с адвокатом – уйди, пожалуйста, поспишь в другом месте.

– Но Феликс, ты со своим другом можешь занять соседнюю переговорную, она свободна. К тому же, я не сплю, а готовлюсь к заседанию. Некоторым приходится делать это без чужой помощи.