Шрифт:
– Хорошо бы… ты что ль аптекарша?
Нина кивнула. Сикофант окинул взглядом ее невысокую фигуру. Из-под покрывала, наброшенного на платок, выбился чёрный локон. Под взглядом сикофанта она нервно заправила его обратно. Крупный нос, большие глаза, резкие, как прорезанные на мраморе черты – типичная гречанка. Чистая, гладкая кожа, хотя и немолода уже, не то 25, не то еще старше. Не привлекательна, и знает об этом, держится строго и скромно, но без подобострастия.
Женщин Никон не жаловал, считал бестолковыми курицами, да видел в них лишь удобное применение в дому и в утехах постельных. А тут пришла – сама себе хозяйка, ведет себя с достоинством. И все раздражение его от раннего похода к воротам на голодный желудок, на жару, на отравителя, что мальца мучал, обратилось на неё.
Нина торопливо перекрестилась и наклонилась над худеньким тельцем, скрюченным, со сведенными судорогой пальцами рук и ног. Лицо его было прикрыто тряпицей. Отведя грязную ткань в сторону, она неслышно ахнула и зашептала молитву. Пока шептала, да осматривала, да принюхивалась, вплетала слова “лицо синюшное”, “пятна на шее”, “на губах кровь”, “худенький то какой, Господи упокой душу его”, “ мучился, бедный”. Быстро глянула на камни, островками подступающие к городской стене.
Поднявшись с колен и вытерев украдкой слезы, обратилась к сикофанту:
– Я тут помочь не могу, почтенный. Отравили ребенка, нехристи, чтоб им такой же смертью умереть.
– Уж без тебя догадался, что отравили. Чем, рассказывай? Да где этот яд купить можно? – он не отводил глаз от аптекарши.
Понятно к чему разговор, только Нине скрывать нечего.
– У меня такого яда не покупали, – отрезала она, – Кто еще его продает – не знаю, может, и гости заморские привезли. Местные-то законы ведают, нет таких смелых среди аптекарей, чтоб поперек указов идти.
– Да вам, торгашам, законы что птичий свист, лишь бы загребать поболе. Да и откуда ты, женщина, законы знаешь? Вот первая прибежала – видать, хвост горит.
– Да ты же сам за мной послал!
– Я за тобой не посылал, я велел привести аптекаря. А ты кто? Глупая баба, одни притирания да помады на уме. Слыхал я про тебя. Сама небось продала яд кому, да и забыла. Так ведь?! – последнюю фразу он почти выкрикнул, подавшись к Нине. Та отшатнулась.
– Господь с тобой, меня позвали, что ж я, отказываться буду. А позвали меня потому, что аптека моя ближе к гавани. Да декарх меня знает хорошо…
– Ох, молчи лучше. От вас, женщин, один шум и беспокойство. Доложу эпарху, что ты под подозрением большим. Пусть твою аптеку прикроет – меньше хлопот всем будет.
– Да за что жe, уважаемый?! – Нина тоже перешла было на крик. Но под злобным взглядом сикофанта поутихла. Ведь и правда закроют, да в казну заберут – видано ли, чтобы женщина одна торговлю вела. Нина запаниковала:
– Дай я хоть сама поговорю среди аптекарей да врачевателей, узнаю, может, кто спрашивал или покупал…
– Ты-то что узнаешь? – нахмурился сикофант, – Бабьи сплетни одни, так они тут без надобности. Иди уже, я с эпархом 6 говорить буду.
6
Эпарх – градоначальник Константинополя
– Ой, и где тот эпарх?! – повысила было голос Нина, да, спохватившись, на почтительное обращение опять перешла. – Почивает небось, может, только завтракать собрался. И тебя, уважаемый, дальше порога не пустят. Да отговорятся, чтобы не ходил лишний раз, да из-за нищеброда хороший дом не позорил, – указала рукой в сторону трупа мальчишки.
Сикофант молча царапал что-то на табличке, бормотал небогоугодное себе под нос. Шум прибоя и резкие крики чаек заглушали его слова. Наконец он убрал табличку в суму на поясе, поскреб подстриженную бороду. Нина смиренно наклонила голову, шагнула чуть ближе.
– Дай мне хоть немного времени – за что ж на меня поклеп возводить зря? Я что выясню, все тебе и доложу. Тебе опять же меньше хлопот. Там, где служивого на порог не пустят – я с боковой калитки зайду. Глядишь, и тебе подмогу, и себя оберегу от наветов пустых, – Нина говорила торопливо, заглядывая сикофанту в лицо.
Тот молчал.
– У мальчика ведь мать есть, наверное. Я с ней поговорю, посочувствую, может, она что про душегуба скажет. И с кузнецом. Дай хоть пару деньков, что разузнаю, тебе сразу пошлю весточку.
Он отвернулся, махнул солдатам рукой, чтобы унесли тело. Чуть повернув голову в сторону Нины, процедил тихо:
– После зайду, поговорим. А если что важное узнаешь, найди меня сама. Никоном Хакениосом меня зовут.
Женщина кивнула, повернулась и быстро пошла обратно, склонив голову и сердито шепча что-то.
––
Нина металась по аптеке. Утреннее происшествие никак не шло из головы, все валилось из рук. Подмастерье уже наградила оплеухой, когда подсунулся не вовремя. С трудом взяв себя в руки, села за работу. Обычно ее успокаивало мерное движение пестика при растирании семян лаванды с распаренными овсяными зернами. И нежный запах, поднимающийся от ступки, настраивал на спокойный и благостный лад, уходили тревоги. Так и в этот раз, пока готовила снадобье, пока смешивала с виноградным маслом, растирая, успокоилась немного. Отставила глиняный горшочек в сторону, чтобы настаивался, накрыла промасляной тряпицей.