Условия были таковы, что с Ниной пришлось делить кровать. Комнат было всего две, да им больше и не надо было. Обычно Нина спала на диване, теперь же она устроилась с другой стороны широкой кровати. Эту кровать Юлька купила, когда решила переезжать от свекрови. Тогда они спали с Лерой вместе, и очень были довольны шириной спального места. Теперь дочка ночевала в своей комнате, а Юлька наслаждалась кроватью одна.

— Вечно ты все берешь на себя, — прошептала Нина, — что, некуда было его пристроить?

— Михал Михалыч предложил в приемной его поселить, — так же шепотом ответила Юлька.

— Хорошо что не в больнице, — хихикнула Нина, и Юлька тоже тихо засмеялась.

Случай, когда гостей поселили в маленькой больничке, уже года три смешил всех, кто об этом знал. Тогда был день села, и председатель расщедрился, пригласив артистов из городской филармонии. Договор был таков, что артисты споют, спляшут, и поедут восвояси. Но жизнь подкинула сюрприз, и автобус, на котором приехали люди искусства, вдруг отказался ехать. Надо было что-то делать, своего транспорта в райцентре не оказалось, пришлось артистам оставаться на ночлег. А так как гостиницы, даже самой маломальской, не было, председатель распорядился раздать больных, которые не при смерти, по домам, а койко-места предоставить обалдевшим от такого горячего приема артистам. Спасло ситуацию только то, что трудности быта были скрашены немереным количеством спиртного. На утро выяснилось, что это даже очень хорошо, что ночевали в больнице: солиста и двоих из подтанцовки, прежде чем отправлять домой, пришлось прокапывать физраствором и глюкозой после обильных возлияний.

Юлька и Нина смеялись, закрывая рты ладошками, пока Лерка не подала голос.

— Мне вообще-то завтра к первому уроку, — недовольно пробурчала она издалека, — хорош уже ржать! Как дети, честное слово!

Замолчали как по команде.

— Сегодня деньги пришли, — прошептала Юлька.

Нина молчала.

— Из Питера…

— В прошлый раз откуда были?

— Из Москвы…

— Мама тоже на почту ходила, — Нина повернулась к Юльке, — весь день ходит сама не своя.

— Нина, я хочу снова попробовать его разыскать.

— Не представляю, как это возможно, если ты знаешь только город, откуда приходят деньги.

— Ты так говоришь, будто тебе не интересна судьба брата! — Юльке вдруг стало обидно, что Нина настолько равнодушна к ее идее найти Сергея.

— Мне очень интересна его судьба, — Нина протянула руку под одеялом и погладила Юльку по руке, — но мне правда кажется, что если бы он хотел вернуться, он бы давно вернулся, или дал о себе знать, или хотя бы написал. Хотя бы матери!

— Он писал! — Юльке хотелось защищать Сергея.

— Когда?! Когда в армии был?! А потом, когда вернулся, ни одного письма!

Юлька замолчала. Все, что говорила Нина было правдой. Вспоминать время, когда она, беременная и несчастная, металась по квартире, надеялась, что он приедет, не хотелось. Ей казалось, что она сойдет с ума. Мама чуть не силой потащила ее в поликлинику, где перепуганная врачиха тут же уложила ее в стационар и запретила даже вставать, не то что ходить. Две недели ей кололи уколы и заставляли пить таблетки. В суете больничной жизни она отвлеклась, и однажды вдруг поняла, что живот резко покруглел, а бесконечная тошнота закончилась. Она перешла во второй триместр.

Правда, выйдя из больницы, Юлька с ужасом узнала, что Сергей ушел по контракту воевать. Это было уму непостижимо, она держалась только на одном — на письмах Сергея. Он писал часто, рассказывал о жизни, о друзьях, о погоде и природе. Но никогда — о войне. Эти письма лежали в коробочке, перевязанные розовой лентой, той самой, которой завязывали новорожденную Лерку.

В последнем письме Сергей сообщил, что служба закончена и он возвращается восвояси. Она было возликовала, но дальше он писал, что домой не вернется, а поедет с другом куда-то на север, где хорошо платят. После этого Сергей пропал. Юлька пыталась выспрашивать у свекрови, но та ничего нового не говорила, да и вообще, о сыне говорила неохотно. Юлька понимала, свекровь ее не любит, но ради Сергея и новорожденной дочки Юлька была готова терпеть вечно дурное настроение Татьяны Петровны. И они начали ждать. Больше он не писал, зато начал слать переводы. Сначала понемножку, но честно поровну и жене и матери, а потом все больше и больше. Юлька ждала переводов не из-за денег, хотя они здорово выручали молодую учительницу, а из-за того, что перевод был весточкой — он жив — здоров. Она ждала сама и научила ждать Лерку. Маленькая дочка рассказывала всем, что папа скоро приедет, и что он шлет ей подарки на день рождения и новый год. В такие моменты Юльке хотелось плакать. Все в деревне знали историю ее отношений с Сергеем, кто-то кривил губы, мол недолго продержится городская, кто-то наоборот, надеялся на счастливый конец. Сама она уже не знала, чего ждать, и просто жила. С этими мыслями она незаметно уснула.

Подъем был ранним, как всегда, когда Нина приходила ночевать. В половине седьмого бодрая и умытая Нина растолкала Юльку, а та, в свою очередь, сопротивляющуюся Леру. Лерка закапывалась в одеяло и вопила, что нарушаются ее детские права, что ранний подъем травмирует ее подростковую душу, и возможно, после этого она начнет пить, курить и слушать Раммштайн, а может и еще что похуже. Юлька, устав бороться, хлопнула ладонью по одеялу в том месте, где приподнималась выпуклая нижняя часть тела, и пошла в кухню, завязав потуже халат.

Денис уже не спал. Постельное было аккуратно свернуто и лежало в углу дивана, а сам гость, разложив на столе колбасу и сыр, нарезал хлеб для бутербродов.

— Вообще-то, мы с утра едим кашу, — недовольно оповестила вошедшая Нина.

— Извините, — Денис смущенно посмотрел сперва на Нину, а потом на Юльку, — живу один, каш не варю, питаюсь подножным, можно сказать, кормом. Похозяйничал тут у вас…

— Да все нормально, Денис, — Юлька указала ему на табурет, — садитесь.

Лерка, натягивая на ходу пуловер, увидев бутерброды, радостно потерла руки.