Зал был больной, светлый, выгибался овальными сводами. Стеклянные люстры-шары висели гроздьями. Где-то занавесом, багровыми волнами свисала ткань, где-то желтели ширмы, у стен стояли кресла, кушетки и низкие столики, вились дымки, там полулежали, сидели, обнимались люди. Всюду вертелись низенькие роботы с подносами, ставили полные тарелки, убирали грязные и пустые.

Кэт Кирилл обнаружил у одной из стоек. Она беседовала с каким-то волосатым, разрисованным парнем и часто, смеясь, запрокидывала голову.

— Кэт!

Кирилл рванул к девушке. Та оглянулась. Лицо ее, разделенное свежим зигзагом золотой краски, расцвело улыбкой.

— А, Кир! Кир, пойдем, пойдем.

Она поймала Кирилла за руку и повела вглубь зала, оставив своего собеседника. Музыка зазвучала снова, но гораздо более спокойная, чем раньше.

— Куда это мы?

Девушка прищурилась.

— Сейчас узнаешь.

— А этот парень?

— Какой?

— Ну, тот, с которым ты болтала.

Кэт остановилась. С диванчиков и кресел обратно на пол стекались люди, полуголые и пестрые. Они закачались в парах или поодиночке, почему-то напомнив Кириллу деревья под ветром в городском парке.

— Слушай, — сказала девушка, морща нос, — мы же без обязательств. По-моему, мы это выяснили. Ты согласился. Значит, я могу общаться, с кем хочу. Это понятно? Так что не мешай движу. Это мой движ.

— А мой? — спросил Кирилл.

— А куда, думаешь, я тебя веду?

Через покачивающийся народ они пробрались в дальний конец зала, где выгородки образовывали отдельные кабинеты.

— Сюда, — сказала Кэт, заводя Кирилла в широкий проем. — Только обувь сними.

Сама она, сняв кроссы, осталась в коротеньких розовых носках.

— Понял, — Кирилл с шумом избавился от ботинок.

Пол в кабинете был устлан ковриками, садиться можно было на любой. Горели высокие светильники. В центре, обложенный подушками, скрестив ноги, сидел обернутый в узорчатую простыню человек и лениво ковырял пальцами в подставленном блюде с виноградом. Рядом ползал робот-уборщик, ловя соскакивающие с блюда ягоды. Человек следил за его реакцией с интересом, но, заметив краем глаза вошедших, быстро отодвинул виноград и выпрямил спину.

— Отрадно, отрадно, что кто-то решил навестить старика, — сказал он, хотя на старика совсем не был похож.

Кирилл вообще не видел разницы в возрасте между ним и собой.

— Здравствуйте, гуру, — сказала Кэт и потянула Кирилла вниз. — Садись! — прошипела она.

— Опустись, чел, — простер руку человек в простыне.

— Ну, если нужно…

Кирилл сел на коврик. Кэт уже скрестила ноги. Ладони ее успокоились на коленях. Музыка здесь звучала тише, легким фоном.

— Что вы ищите, дети мои?

Человек кашлянул в конце, но Кириллу послышался смешок.

— Мы ищем движ, гуру, — сказала Кэт.

— Все ищут движ, — человек, морщась, пошевелился в подушках. — Но не каждый находит. — Он указал на девушку пальцем. — А тебя я помню.

Кэт улыбнулась.

— Да, гуру.

Палец переместился на Кирилла.

— А это, похоже, новенький.

— Он — работник, — сказала Кэт.

— Ух ты! — заинтересовался гуру. — Что-то новенькое. То есть, он с рабочего района? Он говорит?

— Да, — сказал Кирилл.

Человек захлопал в ладоши.

— Замечательно! Замечательно! Он, наверное, хочет послушать, почему он — там, а мы — здесь? — обратился он к девушке. — Ну, в целях понимания, расширения кругозора и всего такого прочего?

Кэт пожала плечами.

— А ты что скажешь? — наклонился гуру, щуря подведенные глаза. — Тебе здесь нравится? Хотел бы провести здесь всю жизнь?

— Как это? — спросил Кирилл.

— Так, — обвел широким жестом кабинет гуру. — Делай, что хочешь. Ешь, пей, развлекайся. И никакой работы.

Кирилл замотал головой.

— Не, я так не могу.

Гуру расхохотался.

— Не может, — поделился он новостью с девушкой. — Какая прелесть! Он не может! Маленькая коррекция — и все, не может. А ведь для этого ничего и делать не надо. Неподвижная форма движа. Слышал о такой?

— Нет.

— Я потом расскажу, если будет время.

Гуру привстал, поправляя складки простыни, шумно почесал бок, разогнул одну ногу и почесал уже ее.

— Что я вам скажу, дети мои, — проговорил он, вновь устраиваясь на подушках. — Все дело в том, что мы живем в постиндустриальную эпоху. Чем она хороша? Тем, что почти не требует человеческого участия в производственных процессах. Автоматизация и роботизация. Собственно, золотой век, дети мои. Человек не нужен ни на фабрике, ни в теплице, ни в шахте, ни в сборочном цеху. Нигде.