Шрифт:
Собственная ненужность и никчемность вдруг упали на грудь бетонной плитой. Перед глазами все странно расплылось, мешая хоть что-то увидеть.
Я скорее почувствовала, чем увидела, что машина мягко затормозила у поребрика. Кто-то осторожно обнял за плечи:
– Эй, ты чего? Что я такого сказал?
Я попыталась сказать водителю, что он тут точно не при чем, но меня уже душила подкрадывающаяся истерика. Вместо слов изо рта вырвался придушенный всхлип.
Мужчина дал мне выплакаться. Просто обнял за плечи, позволил уткнуться ему в грудь и терпеливо пережидал пока всплеск эмоций пойдет на убыль. Кажется, даже поглаживал по волосам и что-то бормотал.
Когда иссякли слезы, а истерические рыдания перешли в редкие всхлипы мой нечаянный спаситель достал с заднего сидения бутылку минералки, а из бардачка пачку влажных салфеток и молча положил мне на колени.
Вода окончательно привела меня в чувство. Мне стало как-то неловко. Но водитель ничего не сказал. Молча завел машину и нажал на газ.
Менее, чем через пять минут мы подъехали к моему дому. Первым делом я нашла взглядом окна нашей квартиры. Темно. Значит, родители еще не обнаружили моего исчезновения. Облегченно вздохнула, уже понимая, что все равно сейчас придётся звонить в двери. Ключей-то нет. И поморщилась, представляя, как буду сейчас объясняться куда я ходила, где машина и ключи от квартиры, и почему завтра свадьбы не будет.
Водитель, должно быть, заметил мою гримаску, потому что чуть устало поинтересовался:
– Что опять не так?
Я недоуменно оглянулась:
– Все так. Просто представила, как буду сейчас объясняться с предка…
Окончание фразы буквально застряло у меня в горле. На крыльце подъезда я заметила знакомый силуэт. Алексей. Сам собой вырвался стон:
– Че-е-ерт!
Водитель огляделся и заметил моего бывшего. Полуутвердительно спросил:
– От него удирала?
– Да.
– Есть другой способ войти в подъезд?
– Нет.
– Гмм… - мужчин помолчал – А чего чувак натворил? Приставал?
У меня вырвался смешок. Короткий, горький и острый, как битое стекло:
– Лучше бы приставал.
Кожей почувствовала на себе удивленный взгляд:
– В смысле?
– Без смысла.
Огрызнулась устало, как-то по привычке. И вдруг почувствовала огромное желание все рассказать. Такое огромное и непреодолимое, как всемирный океан. Слова полились из меня потоком, прежде чем я успела подумать и все взвесить.
Я рассказала обо всем. О том, что завтра у меня должна быть свадьба. О том, что жених из приезжих. Своего жилья нет. О том, что мой папа купил квартиру. О том, что уговорила родителей пустить туда моего жениха жить еще до свадьбы. О том, какой Алексей внимательный, нежный, предупредительный. Был. О том, что, забирая сегодня свадебные наряды из салона, нечаянно утащила рубашку жениха к себе. Как звонила и не дозвонилась. Как решила сделать благое дело – отвезти рубашку и погладить. Как в предполагаемо пустой квартире застала будущего мужа и дружку в постели. О тех гадостях, которые говорила мне Светка. О том, что… Рассказать о ее поползновениях в мою сторону не смогла. Гадливость перекрыла горло намертво.
Когда я умолкла, то почувствовала одновременно и облегчение, и опустошение. А мой нечаянный спаситель затряс головой:
– Ну ты даешь, подруга! Я думал, что такое бывает только в мыльных операх. И, знаешь, наверное, я бы тебе не поверил, если бы не видел, в каком состоянии вытянул из-под колес.
Я обиженно фыркнула:
– Ну спасибо!
– Нет, правда, я даже не предполагал, что мужик будет не то, что изменять. Но и спокойно стоять смотреть, как любовница оскорбляет без пяти минут законную жену.
Я только вздохнула. Сказать было нечего. У меня вообще было ощущение, что этим вечером с меня спали пресловутые розовые очки и разлетелись на миллиарды крохотных осколков, которые еще мерцают и поблескивают розовым, но уже не в состоянии маскировать неприглядную серость бытия.
Алексей сегодня открылся для меня с какой-то совершенно новой, не знакомой для меня стороны. И эта сторона вызывала во мне странные чувства: как будто прохожу по чистому, выложенному плиткой тротуару, в новых туфлях мимо кучки собачьего дерьма. Вроде и запаха не чувствую, и обхожу без проблем, но мое чувство эстетики оскорблено самим видом фекалий.
Я разглядывала Алексея со смешанными чувствами, никак не решаясь открыть дверь и выйти на улицу. За спиной тихо звякнули вынимаемые из замка зажигания ключи. Мой нечаянный спаситель решительно открыл дверь со словами:
– Пошли, проведу тебя до подъезда. Так уж и быть.
Странное это было чувство: идти и наблюдать, как на глазах менялись эмоции Алексея. Сначала нервозность и хмурость, потом раздражение. Когда мы подошли красивое лицо Алексея перекосилось от ярости:
– Вот значит, как! Я тут жду, волнуюсь, а она…