Светка оказалась хоть чуточку умнее Алексея. Она просто тихо исчезла из моей жизни, так же, как и свадебное платье из моей комнаты. Их просто не стало. Осталась только пустота.

Такая же пустота была и внутри меня. Обычно, когда люди страдают, у них болит сердце, болит душа, не хочется жить или хочется кого-то убить. Обо всем этом нам рассказывали на парах по психологии, так что в теории я все это знала.

На практике же у меня ничего не болело. Ничего не хотелось. Вообще не возникало никаких желаний. Была только пустота.

Моя мамуля, терпеливо со мною разговаривающая по большей части ни о чем, терпеливо заставляющая меня поесть или попить хоть что-то, к концу недели не выдержала. Так в нашей квартире появился Владимир Яковлевич, наш сосед из первого подъезда.

Оказалось, Владимир Яковлевич работает врачом на станции скорой помощи. И мама по-соседски попросила его помочь.

Сосед довольно крупный мужчина с голубыми глазами и русой курчавой бородкой мигом мне напомнил былинного богатыря Илью Муромца. Маму Владимир Яковлевич сразу же выставил за порог и захлопнул перед ее носом двери. Меня же бесцеремонно сдернул с кровати и заставил встать посреди комнаты.

Я почти не ела в последнее время. От резкого движения и слабости закружилась голова. Где-то в груди заискрилась злость. Мое самое первое чувство с той самой ночи накануне свадьбы. И я сцепила зубы, чтобы не наговорить гадостей нахальному дядьке. Только еле слышно зашипела. Владимир Яковлевич засмеялся:

– Гляди-ка, реагирует! А мне твоя мама сказала, что лежишь, как мертвая и почти не дышишь!

Я вскинула голову и посмотрела соседу в глаза. Владимир Яковлевич улыбался, но глаза были серьезные, цепкие, взгляд внимательный. Злость погасла. И ругаться мне тоже расхотелось. Снова вернулась апатия. Я опять почувствовала себя воздушным шариком, забытым именинником. Полуспущенный, он уже в принципе никому не нужен. Праздник прошел, шарик свое отслужил.

Сосед заметил перемену в моем настроении сразу же:

– Ну здрасте, моя Настя! Ты чего опять раскисла? Подумаешь, попался на дороге какой-то недомужик! Радуйся, ты легко отделалась! А если-бы ты все это узнала гораздо позже после свадьбы? Когда уже носила бы ребенка? Или и того хуже: уже бы родила? И даже не одного? Что бы тогда делала?

А и правда, что?

Весь свой монолог сосед буквально процедил чуть нахальным и слегка презрительным тоном. Сочувствия там не было ни на грамм. Зато яду, хоть ложкой черпай. Очевидно, Владимир Яковлевич пытался вновь меня разозлить, встряхнуть, вывести на эмоции. Но добился совершенно иной реакции. Я задумалась.

И ярко представила себе, что свадьба уже прошла. Я ничего не знаю и продолжаю дружить со Светкой. Поступаю в институт. Потом прихожу на работу в мою любимую хирургию. Рожаю сына. Почему-то я была твердо уверена, что первенец у меня мальчик. И как-то, не вовремя вернувшись с работы, застаю уже виденную мною картину маслом: Лешка и Светлана в нашей постели.

Меня передернуло. Прикрываясь общим сыном, Алексей никогда бы не оставил меня в покое.

Наблюдавший за мною Владимир Яковлевич хмыкнул:

– Процесс пошел. А ты сильная девочка, прям не ожидал. Думал, что меня сейчас утопят в слезах и соплях, оглушать стенаниями и истериками. А ты самоанализом, значит, решила заняться?

Я покачала головой:

– Нет.

Мой голос звучал хрипло и как-толомко. Едва слышно. Я торопливо прокашлялась и повторила уже уверенней:

– Нет, никакого самоанализа. Я просто очень живо представила описанную вами ситуацию.

– И?

– Вы правы. А я над этим не задумывалась. А выходит, что я действительно легко отделалась. Так сказать, с минимальными потерями.

– Во-о-от! – сосед присел на край кровати и дернул меня за руку, заставляя сделать тоже самое – Осознала, и замечательно. Идем дальше. Что теперь будешь делать? Твои родители вроде бы говорили, что собираешься на врача поступать.

Я призадумалась. Поступления от меня требовали не только родители. Этого хотел и Алексей. И я поняла, что не смогу. По крайней мере, не в этом году.

А если не поступать, тогда что? Я вдруг в красках представила, как выхожу на работу в хирургическое отделение. Как шушукаются за моей спиной коллеги-медсестры. Как осуждающе качает головой заведующая хирургическим отделением Эмма Эдуардовна. Дама в преклонных годах, еще советской закалки, она никогда не стеснялась в лицо высказывать свои претензии и мнение.

От представленного меня перекосило. Сосед изогнул брови в театральном изумлении:

– А сейчас что не так?

Под его внимательным взглядом я залилась краской. Признаться в своих страхах и опасениях оказалось на удивление тяжело. Но все же, еле ворочая свинцовым языком, я с трудом выдавила из себя:

– Поступать пока не буду. Нет сил. Да и этого сильно хотел Алексей. Я не смогу. До встречи с ним я планировала после окончания колледжа выйти на работу в хирургическое отделение нашей районной больницы. Я там практику проходила. Меня звали на работу. Но теперь не уверенна, что смогу. Мне кажется, надо мною все будут смеяться. Будут пальцами тыкать, мол, взрослая, разумная, а позволила обвести себя пальцем, как несмышленыш.