Шрифт:
– Мистер Макналти, почему на вашей визитке не обозначено никаких средств связи? – спросил наш репортер.
– Потому что таковых нет. У меня нет ни телефона, ни почтового ящика. Со мной можно связаться только через моего посредника и только по моей собственной инициативе. Если у вас оказалась визитка с моим именем, скорее всего, мой секретарь наладит с вами контакт в течение следующих двадцати четырех часов.
– Это правда, что договор на работу в вашей компании заключается только на год и никто из ваших сотрудников не задерживался на больший срок?
– Главный принцип VOID – конфиденциальность. Я вынашиваю долгосрочные инновационные проекты и не планирую всецело кого-то в них посвящать. По крайней мере, в ближайшее время, – добавил Маршал, слегка понизив голос и как бы задумавшись, – поэтому мои сотрудники работают со мной не более года и владеют лишь обрывочной информацией о моих планах, из которой сложно вывести общую картину моих проектов.
– К чему такая секретность, мистер Макналти? Вы занимаетесь чем-то незаконным? – добродушно пошутил наш репортер.
– С законом у меня всё в порядке, – на полном серьезе ответил создатель воидов. – Я лишь хочу защитить свои идеи от плагиата со стороны конкурентов.
– Почему вы не пользуетесь мессенджерами или почтой?
– Я предпочитаю вербальное общение. Сеть – это пространство, из которого ничто не исчезает бесследно.
– Полагаю, по той же причине вас нет ни в одной социальной сети?
– Я не понимаю, к чему они мне. Я не хочу выставлять свои мысли или свою жизнь на всеобщее обозрение. Я недоумеваю, почему многие так в этом нуждаются. Я не желаю, чтобы кто-то лез ко мне в голову. Я не нуждаюсь ни в одобрении, ни в критике, ни в признании моего мировоззрения со стороны. Я не хочу, чтобы кто-то препарировал мой внутренний мир. Я молча меняю окружающий мир своими изобретениями. VOID – не просто производитель часов. У нас в запасе множество куда более грандиозных задумок, и скоро мы удивим вас.
«Любопытная личность этот Маршал Макналти», – заключил Элиот, дочитав интервью. – «Почему его лицо пробуждает во мне какое-то смутное воспоминание?»
Он достал дневник болезни и записал:
3 сентября. Наткнулся на фото Маршала Макналти в журнале. Его лицо кажется мне знакомым.
«Мог ли я встречаться с ним в период с 11 августа 2021 по 22 июля 2022?» – продолжал размышлять Элиот. – «Как могло произойти это знакомство? Случайно пересечься с таким затворником невозможно. Стало быть, он сам связался со мной. Но зачем бы ему это понадобилось? Если его секретарь действительно контактировал со мной, у меня должна быть визитка».
Элиот полез в карман за портмоне, но, с трудом выудив, уронил его. Бубня ругательства, мужчина наклонился, но поднимаясь, ударился затылком о столешницу. Тем самым он потревожил стоящий на столе кофе и пролил его. Элиот чертыхнулся. Белая футболка была в коричневых пятнах. Мужчина с досадой поглядел на запачканное одеяние. Уже нужно было отправляться на прием, так что времени возвращаться домой не было. Он подошел к Бекки за помощью.
– Я немного запачкался, – он развел руками.
Бекки рассмеялась и дала ему черную футболку с зеленым логотипом, изображающим сирену.
– Сколько с меня?
– Возьмите даром. Как-никак, вы наш постоянный гость, – улыбнулась девушка.
Поблагодарив, Элиот покинул заведение.
***
В 14:53 Элиот был у кабинета Мишель Кинг, дожидаясь, когда его пригласят. В коридоре клиники, на обеих противоположных стенах, на расстоянии трех футов друг от друга висели картины в стиле абстракционизма, призванные увлечь созерцателя своей вычурной неправдоподобностью и помочь абстрагироваться от насущных проблем. Стены были окрашены в мятный цвет, который, как предполагалось, должен был успокаивать, но наводил тоску. Разглядывая копию «Лебедей, отражающихся в слонах» Дали, Элиот хотел бы отвлечься от того, что его волновало. Но это было невозможно, потому что предмет его беспокойства, был благополучно забыт, хоть и оставил необъяснимое чувство тревоги.
Наконец, в пять минут четвертого, из кабинета миссис Кинг вышла заплаканная женщина. Она каждую субботу приходила на прием за час до Элиота и всегда выходила со слезами на глазах. Они обменялись неуклюжими приветствиями. О ее психологической проблеме Элиот не знал, да и не интересовался. Элиот не имел привычки лезть в чужую душу и в своей позволял копаться одной только миссис Кинг, и то без охоты. Я не хочу, чтобы кто-то препарировал мой внутренний мир, – вспомнил он слова Маршала Макналти и было вновь полез за портмоне, чтобы посмотреть, не залежалась ли там визитка компании VOID. Но тут дверь кабинета миссис Кинг открылась, и показавшаяся голова психотерапевта пригласила мужчину внутрь.
Кабинет Мишель Кинг выглядел вычурней сюжетов на картинах Дали. На полу во всю площадь комнаты был расстелен ковер преимущественно красного и оранжевого цветов с этническими орнаментами африканских аборигенов. Кушетка для пациентов была заправлена таким же, как и ковер, аляповатым покрывалом. Белые стены едва проглядывали за многочисленными картинами и полками, уставленными книгами и бюстами античных философов, статуэтками древнеегипетских и древнегреческих божеств, а также фигурами будд и синтоистских богов счастья. Два больших, во всю высоту комнаты, окна были завешаны плотными бордовыми шторами. В кабинете был приглушенный свет. Он казался каким-то грязным, потому что исходил от торшера с зеленым абажуром и, смешиваясь с красными элементами декора, висел в воздухе болотно-коричневым туманом. Пестрая и изобилующая множеством диковинных вещиц комната более походила на шатер шамаханской царицы или цыганки-предсказательницы, нежели на кабинет психотерапевта. Каждый раз, попадая в это дикое пространство, Элиот невольно полагал, что сейчас вместо терапевтической беседы, они с Мишель займутся ворожбой. Впрочем, Элиоту было сложно судить о необычности того места, ведь у других психотерапевтов он не бывал. Как бы то ни было, Мишель, женщина с эксцентричными предпочтениями в дизайне, была опытным специалистом психоанализа и гипноза, о чем свидетельствовали дипломы и сертификаты, которых на стенах было более дюжины.