— Добрый вечер.

Цепкие голубые глаза заглядывают в мое лицо, и от этого взгляда хочется спрятаться.

— Добрый, — прохладно улыбается Ирина Дубцова. — Что ж, хорошего вечера, — снова обращается она к Анькиному деду.

— Благодарю, — отзывается он, промокая лоб белым квадратиком носового платка.

Я не уверена, жива ли моя подруга.

Выглядит она так, будто у неё перегорела пара микросхем. Но я очень хорошо ее понимаю. Я понимаю, что в компании нашего декана можно выдержать не так много времени, иначе есть угроза схлопотать заниженную самооценку.

Скосив глаза, подруга смотрит на гардероб, у которого Дубцов помогает своей матери надеть черное классическое пальто…

— Нас накормят? — отвлекает меня мама, чем разряжает обстановку.

— Да… — выдыхаю я. — Раздеваемся.

Спустя пять минут мы усаживаемся за овальный деревянный стол, выкрашенный в белый цвет. И впервые за этот день я не думаю ни о чем.

Наконец-то.

Глядя в меню со всякими морскими гадами, я не думаю ни о чем!

Ни о перспективном футболисте, который смотрел на меня, как на букашку.

Ни о пятиклашке-Баркове, который два года ходил в одном и том же свитере, ни о нем же, ввязывающимся в драки, потому что его троллят, ни о Баркове-студенте, которого… выперли из университетской команды программистов, несмотря на связи его отца и корону на его голове. И тем более я не хочу думать о Баркове, который на досуге в одиночестве посещает киносеансы в старомодных кинотеатрах, где до него я не встречала ни одного знакомого лица.

Он ходит туда, чтобы побыть одному…

Я не видела его со вчерашнего вечера.

— Ну, девицы? — весело восклицает Максим Борисович, указывая рукой на меню. — Кто мне это переведет?

— Ты чего, дедуль? — отстраненно бормочет Анька. — Читать разучился?

— Анюта, — цокает мама. — Я тоже немного торможу. Так сейчас говорят?

— Мам, не прикидывайся старой, — пеняю я, пряча улыбку. — Сейчас говорят «туплю».

— В мое время это называлось «сужать горизонты», — просвещает наш кавалер.

— А в мое — быть «заторможенным», — присоединяется к нему мама, и мы с Анькой начинаем театрально закатывать глаза.

— А как в твое время называли занудство? — хихикает подруга, снова становясь самой собой.

Все же, соприкосновение с Дубцовым накладывает сильные отпечатки на ее психику. У неё сужаются горизонты и она становится заторможенной…

Теряю эту мысль, когда вслед за администратором в зал ресторана заходит… Игорь Николаевич Барков.

В компании очень гламурной женщины, с виду его ровесницы. В дорогущем дизайнерском платье, с дизайнерскими браслетами на запястьях и в сапогах на десятисантиметровых шпильках…

На нем костюм и галстук. Я не видела его сегодня, потому что он уехал очень рано.

Выдвинув для неё стул, ждёт, пока женщина усядется.

На его губах играет легкая улыбка, как и на губах его спутницы. Она расслабленная и какая-то томная. Она — не его родственница, это просто очевидно!

Боже…

Мое сердце останавливается, а потом делает полный оборот вокруг своей оси, а когда в панике смотрю на маму, оно холодеет, как и все мое нутро.

— Мам, — бормочу взволнованно, наблюдая за тем, как расширяются ее голубые глаза.

За нашим столом наступает гробовая тишина, а ещё через мгновение или целую вечность глаза моей любимой мамы увлажняются, и губы начинают подрагивать.

— Мамочка… — зову я в отчаянии, потому что она продолжает смотреть.

Упрямо. Не моргая. Смотреть на то, как ее муж смеётся, прекрасно проводя чертов воскресный вечер в компании какой-то расфуфыренной бабы, в то время как мама проводит вечера за книгой или за вечным ожиданием, когда он, наконец-то, вернётся домой!

А когда по ее побледневшей щеке скатывается слеза, я вскакиваю, с громким скрипом проехавшись стулом по полу.

Улыбка на мужественном лице бизнесмена Баркова немного блекнет, когда он видит меня, и в следующую секунд его глаза, метнувшись в сторону, падают на маму.

Вся его проклятая веселость вмиг улетучивается! Взгляд становится напряженным и пристальным. Впивается в неё, будто клещами!

— Извините, — хрипло произносит мама, медленно поднимаясь из-за стола, а потом так же медленно она уходит, опустив лицо и прикрывая рукой свой живот.

Мгновение смотрю ей вслед, испытывая болезненное давление в груди и, опомнившись, бросаюсь за ней. Замерев на выходе, вижу ее у гардероба, и лезу в сумку, ища свой собственный номерок.