– Да хватит уже!
– моему терпению пришел конец.
– Помрешь же ты, глупый мальчишка!
– я устала и…. я просто сама сдалась.
– Что...Что я буду делать, если мой любимый герцог умрет?
– после этого птичка перестала крутить головой и клевать меня.
– Что буду делать, если ты исчезнешь?
– на глазах выступили слезы, но я не стала плакать перед ним.
– Ладно со мной. Я, может, и не родная тебе сестра и всего лишь мусор в твоей жизни, а Лиза…?
– мне больно это осознавать, но я всего лишь преграда в жизни близняшек. Я им не родная и порой мне кажется, что я всего лишь обуза для всех. Я ничего не имею: ни денег, ни особняков, ни дорогих одежд, да и не нужно было мне оно никогда. Ничего не могу подарить им и никогда не смогу стать для них опорой, коей мечтала быть. У всех из моей команды, в случае распада, есть с кем быть и чему себя посвятить. Но не мне… - Неужели тебе настолько плевать на меня?
– с отчаяниям спросила я удивленную птичку. Не дождавшись никакой реакции, вовсе опустила голову, таращась на зеленую траву, дальше, совсем расслабившись, разжала кулак.

Я не хочу быть обузой. Не хочу навязывать свое ничтожное мнение. Но просто не могу смотреть на страдания своей семьи. Я им не нужна, но они мне нужны до дрожи в костях.

– Прости, - раздался человеческий голос, и я сразу вскинула голову к источнику.
– Я люблю тебя и Лизу одинаково. Она мое прошлое, а ты настоящее, вместе вы создаете мое будущее. Если одна из вас исчезнет, исчезну и я, - против воли на моих устах выступила счастливая улыбка, глаза загорелись новым блеском, слыша его искренние слова. Мэт, как никогда, был слаб передо мной, за мою память мы никогда так откровенно не раскрывали друг другу свои тайны. Он сидел на том же месте, откуда сбежал, лежа на спине.

Одна нога согнута, другая с бурситом спокойно лежит прямо.
– Кас, я просто не хотел, чтобы ты забрала мои болячки себе. Мне жаль, если я создал ложное представление о твоей значимости, - парень сладко закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
– Ты солнце в моей жизни и в жизни Лизы, -.я заметила, как он, наконец, улыбнулся, переводя свой уставший взгляд на меня.

Он не представляет, как я счастлива слышать его слова. Как от его слов порхают бабочки в животе. Знать, что ты кому-то нужна - прекрасное чувство, и это не передать никакими эпитетами.

– Значит, мы договорились?
– я шире улыбнулась, вновь подходя к месту его болезни.

Парень шумно вдохнул, а потом смиренно выдал:

– На тебя это сильно повлияет?

– Конечно нет, - соврала я настолько правдиво, насколько это вообще было возможно.
– Так что расслабься и дай мне закончить свое дело.

После долгих попыток найти с герцогом общий язык у меня все получилось. Я была так рада, что смогла убедить его в излечении, что совсем перестала думать, какими последствиями это скажется на моем здоровье.

А надо было.

Я отдам своей семье всю себя, лишь бы они были живы и здоровы. Так я смогу залечить раны в душе, оставленные мне Вайнбахами. Так я могу затупить неприятные воспоминания и убедить саму себя, что я живу не зря.

В светлой комнате с очень высоким потолком стоял парень лет двадцати. Широкое помещение было построено в бежевых и белых тонах, куполообразный потолок разрисован в стиле эпохи возрождения Вайнбахов. С одной стороны тянулись люди с разными стихиями на ладонях: свет, огонь, тьма, вода и даже воздух. А с другой - двенадцать мужчин со светлыми волосами в руках держали цепи. Цепь начиналась от ошейников людей, пытающихся сбежать от ярких стражников. И все происходило так, словно они находились на облаках в свете прекрасного солнца. Эта картина на потолке отражала всю сущность правления братьев Вайнбахов: они забирают все себе, превращая людей в безмозглых существ. Уильям ненавидел свой род, но сбежать от своей же сущности было невозможно. Он был обречен на вечную жадность и ослеплен только своими желаниями.

Эта комната была особенной для младшего из королевской семьи. На всех четырех стенах висели картины одно и того человека без лица, но в разных ракурсах: девочка с рыжими волосами и в зеленом платье до колен. В средней части одной из стен можно было увидеть самое большое по величине произведение искусства Уильяма. Но опять же, у этой девушки не было лица, только алые, как пламя, кудрявые волосы.

Парень дотронулся кончиками пальцев до холста, в очередной раз пытаясь в голове оживить образ своей спасительницы. На протяжении шести лет он каждый день рисовал ту, которая его спасла и которая погибла из-за него. Он не сможет ее забыть. С каждым годом слова погибшего главы приобретали новый смысл, и Уильям пытался поймать ту ниточку, означающую, что эта девушка до сих пор жива и просто не подозревает о том, что он ее ищет вот уже столько лет.

Уильям фиолетовыми глазами в который раз внимательно вглядывался в бежевое пятно на холсте, но никак не мог вспомнить лик спасительницы.

– Да ты псих!
– в зал бесцеремонно вторгся Чарли со своей змеей на шее. Уильям, не поворачиваясь в его сторону, просто покосился на источник шума. Он не переваривал Чарли, но должен был терпеть его раздражающий характер.
– Даже не приветствуешь старшего братика?
– наивно обиделся Чарли, издеваясь над родственником и выводя его из себя все больше и больше, прекрасно зная, что его брат - бомба замедленного действия, и игры с его терпением заканчиваются очень плохо.

– Уйди отсюда, - недовольно буркнул блондин, возвращая взор безумных глаз на картину, нарисованную собственными руками.

Однако угрозу короля пропустили мимо ушей, об этом свидетельствовали приближающие шаги за спиной.

– Твоя одержимость этой рыжеволосой снова дала о себе знать?
– с любопытством рассматривая картину Уильяма, выдал Чарли. Он дотронулся рукой до подбородка, с интересом отмечая каждую деталь объекта любви брата. Мужчина в этой картине ничего удивительно не видел. Лица ведь не было, только огненно-рыжая шевелюра с зеленым платьем до колен. На вид ей было тринадцать-четырнадцать, если судить по параметрам фигуры.